29 мая 2025
Томас Г.Огден выделяет три уровня психопатологий, построенных на концептуализациях параноидно-шизоидных и депрессивных состояниях бытия. Эта концепция представляет собой синтез и расширение работ Фрейда, Биона, Кляйн, Фэйрберна, Кернберга и Винникота. Первая группа психопатологий.Отражает конфликт личностных смыслов (в том числе желаний) в системе личности, достаточно развитой для того, чтобы желания индивида переживались как его собственные. Человек является одновременно и субъектом и объектом, который ощущает себя целостной личностью, непрерывной по отношению к себе и другим во времени и пространстве. Человек живет в мире многослойных символических значений. Типичным для этого уровня психопатологии являются неврозы, которые частично понимаются как проявления конфликтующих эдипальных значений. При таком типе психопатологии желания человека - например, сексуальные и сыновние чувства мальчика по отношению к матери - переживаются как болезненно несовместимые. Те или иные части системы значения человека отвергаются, но все же сохраняются посредством вытеснения и связанных с ними защит, например смещения, изоляции аффекта, интеллектуализации и компромиссного образования симптомов. В терминологии Кляйн это психопатология, развивающаяся в депрессивной позиции. Вторая группа психопатологий.Представляет собой конфликтующие "безличные" значения, которые переживаются как вещи в себе. Желания переживаются не как свои собственные мысли и чувства, а скорее как вещи и силы, которые нападают на человека, защищают его, топят, душат, съедают заживо, сжигают или проникают в него. Символизация существует в форме символического уравнивания. Субъектность находится в рудиментарном состоянии развития, и поэтому селф - это преимущественно селф как объект, который может что-то делать и с которым может что-то происходить, но который не ощущает себя автором своих желаний или интерпретативном опыте.К этой форме психопатологии, развивающейся в параноидно-шизоидной позиции, относятся психозы. В этой схеме весьма широкий спектр психопатологических состояний (включая пограничные состояния, патологический нарциссизм, тяжелые расстройства характера, психотическую депрессию, маниакально-депрессивное расстройство и перверсии) рассматривается как проблема баланса и взаимосвязи между депрессивными и параноидно-шизоидными состояниями. То есть нарушение диалектических отношений между реальностью и фантазией. Третья группа психопатологийПредполагает отвержение смысла. Это пространство "не опыта", в котором потенциальным мыслям и чувствам не только не придается символическое значение, как при неврозах, но они также не существуют как вещи в себе, как при психозах. Примером такого уровня нарушений являются психосоматические заболевания, алекситимия и шизофренический не-опыт. Человек существует, но в той мере, в какой он отверг смысл, он психологически мертв. Психотический пациент, по крайней мере, породил психологическое заболевание (хотя такое, при котором чувства и идеи рассматриваются как вещи), но даже это представляет собой прогресс по сравнению с состоянием, в котором напряжение, которое могло бы стать переживанием, низводится, до сферы телесного переживания. Следует иметь ввиду, что все три уровня психопатологии присутствуют у каждого человека, поэтому психосоматические отвержения смысла может быть особенностью, которую следует учитывать при лечении как невротических, так и психотических пациентов" Томас Г.Огден "Матрица психики"Можно провести параллель с классическим пониманием структурного уровня, который знаком многим: невротический, верхний пограничный, нижний пограничный и психотический.Первый уровень психопатологии соответствует невротическому и верхнему пограничному. На этом уровне можно наблюдать внутриличностные конфликты и использование зрелых механизмов психологических защит, присутствие критики и хорошее тестирование реальности. Вторая группа психопатологий соответствует нижнему пограничному и психотическому уровню. Здесь можно наблюдать использование примитивных защитных механизмов, таких как расщепление, проективная идентификация, примитивная идеализация и обесценивание, проекция и интроекция. Также значительно затруднено тестирование реальности и нарушена критика в случае тяжелой психопатологии, например во время психоза, тестирование реальности и критика может отсутствовать полностью, а реальность заменяется бредом и галлюцинациями) С третьей группой у меня произошло удивление, ранее никогда не встречал в литературе, в которой психосоматика выведена в отдельную группу психопатологий которая бы коррелировала с определенными структурными нарушениями. Здесь преимущественно два механизма защит, это отрицание и диссоциация. Речь идет не о симптомах, как при невротических расстройствах, таких как потливость, расстройство кишечника, головокружения и прочее, которые приходят и уходят и не имеют органической этиологии, здесь говорится о тяжелых и хронических заболеваниях. Кстати, я бы в эту группу добавил бы определенные случаи химической зависимости, тяжелые формы ожирения и нервной анорексии там где отрицание является доминирующей защитой, при явных и очевидных патологических процессах.
Показать полностью…
Наступает полная тотальная психологическая зависимость, а уже только после нее абьюзер подключает все остальные токсичные приемы. Но сначала она.
Соответственно:
1. категорически не позволять влюбленному идальго нарушать свой жизненный график
2. пресекать попытки выкатить обиды на что-то вроде "извини, я сейчас занята/обедаю/на работе/фитнесом занимаюсь - созвонимся/спишемся/встретимся позже"
3. не позволять устраивать себе сюрпризы в виде внезапных приездов даже если они сопровождаются букетом роз и билетами в Большой театр, типа "я соскучился и не мог тебя не увидеть" Поверьте, куда бы ни были билеты - пойдете вы все равно в цирк шапито, где он будет актер, а вы единственный неблагодарный зритель.
4. не позволять срывать давно оговоренные совместные мероприятия, как и попытки до последней минуты не говорить четко состоится оно или нет. Он не знает сможет или нет? Планируйте свою жизнь как если нет и не соглашайтесь внезапно все отменить если он в последнюю секунду все таки да.
Любовная зависимость в нашем обществе усиленно романтизируется и одобряется обществом, и обычно жертва сама не понимает как в ней оказывается, как вчера еле знакомый человек не очень привлекательной внешности и характера вдруг, внезапно, становится центром вселенной. Между тем, есть один явный и четкий признак, по которому можно отловить попытки подсадить на любовную зависимость и защитить себя от последующих мучительных токсичных отношений.
Все абьюзеры — хронофаги, пожиратели времени. И первое, что они делают — до изоляции, до обесценивания, еще на стадии любовной самопрезентации — нарушают привычный ход жизни, постепенно замыкая ее на себя. Это еще на стадии ухаживаний и под соусом внезапно накрывшей любовной лихорадки. Постоянные звонки и переписка в мессенджере, внезапные появления на пороге дома. Невозможно ничего планировать, потому что ОН может в любую минуту жизни свалиться как снег на голову и очень обидеться если ты сейчас же не начнешь ЕМУ уделять все свое внимание. Жизнь превращается в постоянное напряженное ожидание внезапного общения с любимым.
И отдельно ужасно, что даже если жертва будет чувствовать наступление на свои личные границы по всем фронтам, ее же знакомые и подружки будут закатывать глаза и хором петь "ну ты чего? это ж он от большой любви! Счастья своего не понимаешь"
А прикол тут в том, что если дашь себя окружить вот таким вниманием 24/7/365, втянешься в такого рода отношения, подстроишься, то малейшая ссора и игнор с его стороны будет вызывать настоящий информационный вакуум, пустоту и ужас от ощущения, что тебя лишили жизни. И вот из этой точки как нефиг делать приползти к дорогому обожаемому хоть на карачках и согласиться на любые условия "был бы милый рядом, ну а больше ничего не надо".
Когда наши дети начинают нам врать, для большинства взрослых это сигнал к наступлению в борьбе за правду и честность. Совравший нам ребенок подвергается последовательно или в произвольном порядке: допросу, устыжению, давлению, угрозам и активным попыткам выяснить «всю правду». И самое печальное, что родители абсолютно убеждены в том, что во лжи виноват сам ребенок, и его «порочное» поведение требуется немедленно искоренить. Важно понимать, что детское вранье, чаще всего (за исключением определенной психической патологии) – это последствия неправильно выстроенных детско-родительских отношений. И потому, прежде всего, родителям стоит задать вопрос самим себе: «Что же мы делаем не так?», и хотя бы попытаться посмотреть на этот инцидент как на симптом. Когда ребенку нечего скрывать? Когда он понимает, догадывается, а еще лучше знает на своем опыте, что чем бы он ни поделился со своими близкими взрослыми, он получит помощь, поддержку, разьяснение. На него не накинутся с обвинениями, оскорблениями, к нему не начнут применять разнообразные карательные санкции, а прежде всего, его остановят, если он нарушил какие-то правила и законы, постараются выслушать, понять. Ему помогут разобраться с тем, что он натворил, и им вместе удастся осознать, что же руководило ребенком в сложной для него ситуации, помогут искупить вину или справить ошибку. Обвинение и стыжение обычно ухудшают ситуацию. Потому что в ответ на чрезмерную реакцию хочется еще тщательнее спрятаться. Когда ребенок регулярно или хотя бы несколько раз подряд встречался с неадекватной реакцией родителя (кроме вышеперечисленного это могут быть: эмоции сильно расстроенного, раздавленного произошедшим взрослого, его сильно аффективное, неадекватное случившемуся событию состояние). То он вынужден скрывать произошедшее не только для того, чтобы «укрыться от наказания», что само по себе понятно, особенно если наказания грядут быть не адекватными проступку, но и для того, чтобы хоть как-то самому справиться со стрессом, который он вынужден переживать в одиночестве. Ведь так ему хотя бы не надо будет отвечать за чувства его родителя, впавшего в аффект. То есть ко всему, что с ним случилось, перерабатывать еще и последствия его обращения за помощью, во многом чрезмерные, и не помогающие ему понять себя самого. Я говорю родителям, которые возмущаются враньем собственных детей: «врут дети, прижатые к стенке». Это значит, что ваши отношения таковы, что он не может рассказать вам правду, потому что понимает: будет только хуже. И ругать ребенка только за то, что он пытается позаботиться о себе, по меньшей мере, недальновидно, тем более, если он уже не надеется увидеть в своих родителях опору и поддержку в трудной ситуации. Большинство родителей, по-фарисейски, на мой взгляд, оборачивают ложь детей в упаковку какой-то странной морали. Разумеется, ложь есть ложь. Но взрослые часто ведут себя так, как будто они сами всегда кристально честны, и никогда не лгут в ситуациях, где им важно также сохранить свое лицо, страшно открыть какую-то сложную правду или просто не хочется со всеми делиться чем-то неблаговидным, выставлять себя в невыгодном свете. При этом желание их детей что-то считать своим личным делом, не пускать никого в свое интимное пространство и не посвящать в него тех, кому они не доверяют, почему-то считается большим «грехом». Причем возмущенный возглас такого родителя «Ты что, нам не доверяешь?» считается возможным, хотя сами они совершенно ничего не сделали для построения такого доверия. Особенно, если они не относились с уважением к его психологическим и личным границам, не понимали, не верили, не давали возможность разобраться самому. По понятным причинам, больше всего стараются скрывать и обманывают дети сверхконтролирующих родителей. Тех, для кого доскональное знание о другом является необходимым средством борьбы с собственной тревогой. Или те, кого очень страшат детские ошибки, и поэтому они любят воспитывать по принципу: «чтобы неповадно было» и «чтобы раз и навсегда запомнил...». Именно они готовы докапываться, вскрывать правду. Именно они выворачивают карманы, проверяют ящики стола, читают детские дневники и записки. И, увы, чаще всего они не понимают, не отдают себе отчет в том, что это окончательно уничтожает доверие, близость, разрушает отношения, и заставляет ребенка только искуснее врать, скрываться, сохранять остатки важного и интимного подальше от родительских глаз. В таком контроле и нарушении границ нет никакого мнимого «блага» для ребенка, нет обучения моральным правилам и нормам, скорее, обучение обратному: тому, как вскрывать границы других людей обманным путем (то есть забираться туда, куда тебя не пускали), исключительно высокая тревога родителя и его неудержимые попытки контролировать и удерживать родительский авторитет, который он уже потерял вместе с потерей доверия. Если вы хотите, чтобы ребенок делился с вами своими переживаниями или событиями, то вам стоит учиться его понимать, помогать ему разбираться с произошедшими событиями, и если вы не будете скрывать от него ваши значимые собственные переживания. При этом важно быть осторожными, и говорить ту правду, формулировать ее в такой форме, которую ребенок будет способен воспринять и переварить в соответствии со своими возрастными возможностями. Если вы разводитесь, то важно сказать об этом ребенку как можно быстрее. Но не стоит посвящать его в детали того, как «твой папочка бросил нас, несчастных и ушел к молодой стерве» или в другие подробности интимной жизни. Стоит сказать ему, что родители теперь будут жить раздельно, потому что их отношения завершились, они перестали любить друг друга. Но они оба очень любят его и всегда будут любить, потому что он их ребенок. Он будет навещать своего другого родителя в его другом доме, или в другой его семье. Важно сказать также, что ребенок не виноват в этом разрыве, и это их взрослое решение. Также стоит разговаривать с ребенком и о других значимых событиях в семье, о смерти близких, об их болезнях, предстоящих изменениях. Можно не скрывать при этом своих чувств, но говорить ребенку, что мы справимся со своими переживаниями. Например, «твоя бабушка умерла, мы все очень грустим и плачем, нам будет ее не хватать, но мы справимся». «Твой дедушка лежит в больнице, ему предстоит серьезная операция, мы все очень беспокоимся, переживаем, но очень надеемся, что все пройдет хорошо». Это распространенная родительская иллюзия, что если ребенок не знает о каких-то событиях и переживаниях в семье, то ему так безопаснее. На самом деле, дети всегда чувствуют эмоциональное поле семьи, особенно негативное, когда кто-то плачет, расстроен, напряжен, в горе. Он не знает, как это объяснить, интерпретировать, и в зависимости от своей картины мира объясняет это по своему. И очень часто в более мрачных красках, чем это есть на самом деле. Например, «бабушка куда-то делась, наверное, это я плохо себя вел». Или «родители развелись из-за меня, потому что я не слушался». Так что правда или ложь – это не вопрос морали, это вопрос уважения, доверия и возможности считать другого по настоящему близким.
Показать полностью…