Игорь Егоров
25 марта 2024
Когда шестнадцатилетняя Эдит попала в концлагерь Аушвиц, на улице было еще совсем тепло. В бараке она познакомилась с одной девушкой, невероятно худой, и постоянно восхищалась ее силе выдержки - едва живая она ложилась на койку, но утром всегда снова приступала к работе. Эта девушка говорила, что свято верит: к Рождеству их освободят. Однако на Рождество их не освободили. Тем же утром эта девушка умерла. А вот саму Эдит держало другое.
В лагере она была вместе со своей сестрой Магдой. Они жили там ради друг друга. Обманывали надсмотрщиков, воруя морковку, перебегали горящие мосты, мерзли на крышах вагонов поездов, отсвечивали консервной банкой в горе трупов, чтобы их нашли солдаты... Ни одна из них не могла себе позволить умереть и оставить сестру одну среди этого ужаса. Именно так продержалась и третья их сестра.
Клара чудом избежала лагерей, но скрывалась под чужими документами. Ей нужно было выжить, чтобы спасти их квартиру: ведь однажды сестры вернутся! Так, к счастью, и случилось.
Эдит, которая стала одним из самых известных психотерапевтов современности, написала книгу "Выбор" (в 90 лет, между прочим!), утверждает: в трудные периоды жизни, когда от тебя ничего не зависит, единственное, что ты можешь сделать для своего спасения, - это найти внутреннюю идею, на которую сможешь опираться. Ради сестры. Ради того, чтобы однажды выступить на сцене. Потому что к Рождеству все это закончится. Потому что ты еще молода и в будущем у тебя будут счастливые дети. Потому что ты умен и построишь чудесный дом. Потому что ты еще не видела Ниагарский водопад, не занималась любовью на крыше, не баловала внуков и не ворчала на соседей, потряхивая седыми локонами. Да, никто не знает, что ждет в будущем. Какой будет следующая секунда. Но именно в этом и заключается тот самый выбор: будешь ли ты спасать самого себя прямо сейчас? И не потому, что в будущем тебя ждет что-то прекрасное. А затем, чтобы будущее в принципе - наступило.
Любовь к себе начинается со слов — мне можно.
Мне можно быть с кем-то или быть в одиночестве.
Мне можно быть красивой по-своему. Мне не обязательно следовать стандартам красоты из гламурных журналов.
Мне можно выбирать правила своей жизни.
Мне можно самой выбирать течение своего времени. Мне ничего не рано и ничего не поздно. В моей жизни всё вовремя.
Мне можно быть смешной, глупой, безумной, яркой, грустной, весёлой. И тебе тоже можно. Но рядом с тобой я останусь собой, что бы ты про это ни думал.
Мне можно быть несогласной. Мне можно говорить Нет, хотя все вокруг надеются услышать от меня Да.
Мне можно плакать, когда все смеются, стоять, когда все бегут.
Мне можно самой обозначать границы комфортного общения с другими. Даже, если «другие» — это мои ближайшие родственники.
Мне можно не быть лучшей. Мне можно быть достаточно хорошей для себя.
Мне можно уйти и начать всё сначала, даже если вложено много сил.
Любовь к себе начинается со слов – мне можно. Мне можно слушать себя, заботиться о себе и быть самой себе чутким и принимающим другом.
СТРЕМЛЕНИЕ К САМОРЕАЛИЗАЦИИ
Когда я искал собственный путь, будучи молодым студентом-психотерапевтом, самой полезной книгой из тех, что я прочел, была работа Карен Хорни «Невроз и личностный рост» (Neurosis and Human Growth).
А самой полезной концепцией в этой книге оказалось представление о том, что в человеке заложено «встроенное» стремление к самореализации. Если убрать все препятствия, полагала Хорни, личность разовьется в зрелого, полностью реализованного взрослого, так же как желудь развивается и становится большим дубом.
«Как желудь становится большим дубом…» Какой удивительно освобождающий и вдохновляющий образ! Он навсегда изменил мой подход к психотерапии, предложив новое видение: моя задача – устранять препятствия, блокирующие путь пациентов.
Я не обязан сам делать всю работу; я не обязан воодушевлять пациента желанием развиваться, вкладывать в него любопытство, волю, стремление к жизни, неравнодушие, верность или любую из мириад характеристик, которые делают нас людьми.
Нет, моя задача – определять и устранять препятствия.
Помню одну молодую вдову, которая жаловалась, как она выразилась, на «обанкротившееся сердце» – неспособность снова полюбить. Восстановление способности любить – какая трудная и пугающая задача! Я не знал, как ее решать.
А как насчет того, чтобы заняться определением и искоренением многочисленных препятствий, мешающих возникновению любви? Это я сделать мог. Я вскоре понял, что она ощущала любовь как предательство. Полюбить другого – значило предать умершего мужа; ей казалось, это все равно что забить последний гвоздь в гроб супруга.
Полюбить другого человека так же глубоко, как она любила мужа (а меньшим она не удовлетворилась бы), означало бы, что ее любовь к мужу была в каком-то отношении недостаточной или имела некий изъян. Любовь к другому была бы для нее саморазрушительной, поскольку ощущение утраты и мучительная боль этой утраты были неизбежны.
Мы упорно трудились месяц за месяцем, чтобы выявить все препятствия, мешающие ей полюбить другого мужчину. Месяц за месяцем мы боролись с каждым иррациональным препятствием по очереди. И как только это было сделано, внутренние процессы пациентки взяли верх: она познакомилась с мужчиной, влюбилась, снова вышла замуж. Мне не пришлось учить ее искать себе мужчину, дарить, обожать, любить – да я бы и не знал, как это сделать.
