Психологи онлайн
15 октября 2025
В ЧЁМ ВИНОВАТЫ РОДИТЕЛИ
Почему 20-летний человек лежит на диване и ничего не хочет? Чем мы платим за безопасность подростков? О том, как устроено современное родительство и как изменились детско-родительские отношения в последние годы — лекция «Родительство как невроз» психолога Людмилы Петрановской.
Название моей лекции вызывает у многих понимающие улыбки. Что при взгляде на современных родителей наводит на мысли о зависимости или созависимости? Я вспоминаю, как водила дочь заниматься танцами в дом творчества нашего района. В холле другие родители тоже ждали своих детей: кто-то листал журнал, кто-то болтал в чате, кто-то работал на ноутбуке. Но родителей, которые привели детей на подготовку к школе, было видно сразу. Они сидели на краешке стула с прямой спиной и смотрели на дверь, за которой шли занятия. Когда выходил преподаватель, они окружали его и спрашивали: «Ну как? Как там мой?»
Безусловно, такое поведение можно описать как невротическое. Это явно измененное состояние сознания, когда каким-то объективно не очень значимым вещам придается сверхценность. Родители даже в каком-то смысле теряют самоконтроль, переживая из-за этого. Давайте посмотрим, как это получается. Чем это похоже на отношения созависимости?
РЕБЁНОК КАК ПРОЕКТ
Современные родители находятся под сильнейшим прессингом, социальным и культурным. Это связано с тем, что наша цивилизация в последние десятилетия проживает грандиозное событие — переход к малодетности. Причина прежде всего в урбанизации и повышении уровня жизни. Ситуация изменилась за последние сто лет, на протяжении жизни двух-трех поколений. За это время появилась контрацепция. Теперь есть возможность планировать рождение ребенка, откладывать появление детей.
«Рожай сколько получится, кто-нибудь да уцелеет», — так думали раньше. Сейчас концепция радикально изменилась: детей рождается мало, но ожидается, что все они выживут. И мы ждем, что наши дети будут теми, кто подаст нам стакан воды в старости (или оплатит услуги робота, который это сделает). Изменилось и общее отношение к ребенку — он перестал быть венчурным проектом и стал Проектом с большой буквы. К рождению ребенка готовятся, стараются максимально вкладываться в него и получить максимальную отдачу.
Не все осознают, насколько это глобальный поворот, как сильно изменилось положение детей в мире и отношение к ним. Если сто лет назад дети воспринимались как уменьшенные взрослые, которые то ли вырастут, то ли нет, то сейчас ребенок — влиятельная фигура, даже на уровне экономики. Появилась индустрия, связанная с обслуживанием детства. Реклама транслирует идею о том, что ребенку нужно много всего особенного. И если ты хороший родитель, то беги покупать ортопедическую обувь, развивающие игры и оформлять детскую в цветах сезона.
ВО ВСЁМ ВИНОВАТЫ РОДИТЕЛИ
Надо сказать, что мои коллеги, психологи, тоже приложили руку к созданию родительского невроза. В начале ХХ века люди вдруг поняли, как велико влияние детского опыта на жизнь человека. И, как это часто бывает с подобными озарениями, любые факты и наблюдения из жизни стали подверстываться под эту теорию. В чем только не обвиняли родителей, чего только они не создали своими руками — и аутизм, и гомосексуальность, и астму...
Наверное, нет ни одной особенности у детей, по поводу которой не существует внешне убедительной и стройной теории (подтвержденной целыми тремя клиентскими случаями у ее автора), которая выводит проблему из отношений с родителями. А родители сейчас пошли образованные. Они тоже все эти теории изучают. И естественно, все это приводит к сильнейшей невротизации. Люди живут в ощущении, что каждое их слово, каждый взгляд, действие оказывает радикальное влияние на ребенка.
При этом сплошь и рядом бывает, что люди игнорируют реальные проблемы детей. Недавно после выступления ко мне подошли родители с ребенком. Замечательные молодые мама и папа с ребенком лет трех. Хоть я и не врач, но было видно, что с этим ребенком неплохо бы дойти до психоневролога. А родителей очень расстраивало, что «ребенок не демонстрирует поведение следования» — не ищет родителей, за ним надо следить, иначе он убегает. Эти родители считали, что причина в том, что мама уезжала на две недели и это так повлияло на ребенка... Но когда у ребенка сложности с удержанием внимания, то естественно, что ему не дается поведение следования. Просто потому что он не может вычленить маму из остальных людей и удержать свое внимание на ней. У него эта функция по каким-то причинам запаздывает с формированием. А мама обвиняет себя.
Объяснение любой зависимости только тем, что к ней подталкивает семья, мне кажется преувеличением. Получается, что родители виноваты во всем и всегда — не так посмотрели, не так воспитывали. Причем никого не смущает, что через запятую идет: много хвалили, совсем не хвалили, близко общались, мало общались, много обнимали, совсем не обнимали, мама была доминантной, папа был доминантным, был папа, не было папы — куда ни плюнь, получается, что виноваты родители.
А с точки зрения теории привязанности важно, чтобы взрослый был доминантной заботливой особью, уверенной в себе, справляющейся с жизнью, не трясущейся, как осиновый лист на ветру, раздумывая, что он сделал не так.
Ко мне приходили молодые мамы в тяжелейшем состоянии с далеко зашедшим неврозом. Я отправляла их к специалистам, которые выписывают таблетки. Они дошли до ручки именно от постоянной рефлексии своих отношений с ребенком. Бывало, что мама начинала плакать при виде своего ребенка, даже при мысли о нем. А представьте, каково ребенку, когда мать постоянно всматривается в него — как он, достаточно ли он счастлив?
ПОЧЕМУ ОН НИЧЕГО НЕ ХОЧЕТ
Чем большую ценность для родителей представляет родительство, тем сильнее разочарование, если что-то пошло не так. Представьте, мама отказалась от своей работы, реализации, полностью посвятила себя ребенку, а выросло «не то». Мало того, что она дала ребенку его жизнь, так она ему еще и свою всучила, хотя он не просил. И ребенок стоит с этой корзиной, в которую сложены все семейные яйца — мамины, папины, бабушкины. И я вполне понимаю, если единственное, что ему хочется сделать в этом случае, — шваркнуть всю эту корзину об пол. Это — созависимость. «Яжемать» говорит, что надо жить жизнью ребенка, не отдавая себе отчета в том, насколько по-каннибальски это звучит.
Я хочу обратить внимание на цену вопроса для ребенка. В 18-20 лет у человека должен быть старт жизни, он должен радоваться новым возможностям, отношениям с друзьями, приобретенной независимости. Но в реальности мы можем увидеть молодого человека, который лежит на диване в субдеперессивном состоянии и ничего не хочет. Потому что за него уже все отхотели, все распланировали, в него было вложено такое количество инициативы, что он не хочет уже ничего. Родители мечутся, как тигры в клетке, рядом с его дверью, не зная, как его вернуть в жизнь. Хорошо, если удается убедить родителей заняться своей жизнью, отстать от ребенка. Но некоторых родителей вообще никак не убедишь. Они продолжают крутиться вокруг ребенка, как планета вокруг звезды.
НЫНЕШНИЕ РОДИТЕЛИ - НЕДОЛЮБЛЕННЫЕ ДЕТИ
Почему для нынешнего поколения родительство стало сверхценностью? Почему сейчас часто ударяются в родительский перфекционизм и созависимость? Дело в том, что многие родители сегодняшних подростков — дети тех, чьи ранние годы пришлись на достаточно тяжелые годы страны. Недолюбленные, заброшенные, росшие на пятидневке, на улице. Их родители приходили после тяжелого рабочего дня домой полумертвыми. Неудивительно, что многие из этих выросших детей в детстве и застряли, потому что недополучили защиты и заботы. Потом они выросли, создали семьи (очень часто неуспешные, распавшиеся или весьма далекие от гармонии и взаимной поддержки) и родили своего ребенка. Наконец-то в их распоряжении появился человек, который их никогда не оставит и не разлюбит, который удовлетворит их детские потребности.
«КАК СДЕЛАТЬ МАМУ СЧАСТЛИВОЙ?»
Для родителей нынешних детей отношения с собственными родителями — больная тема. Бывает, что люди, которым около 50, на психологической группе спрашивают: «Как сделать, чтобы не просыпаться и не засыпать с мыслью о маме?», «Как мне маму сделать счастливой?», «Как сделать, чтобы меня не вышибало на целый день от того, как мама со мной поговорила?». Выросло целое поколение людей, которые отвечают за своих родителей, привыкли к этому и не могут отключиться. И только к 50 годам до них доходит странность этого: «Чего это я все про маму да про маму?». Они выросли в созависимых отношениях.
Ребенок должен получить что-то от родителей и, наполнившись, как спелое яблоко, отделиться от родительской ветки, уйти в собственную жизнь.
А созависимые отношения не предполагали сепарации. Родительскую роль дети вынуждены были брать на себя в раннем детстве, выросли в ощущении, что отношения — не для сепарации, а для того, чтобы быть вместе всегда. Главная установка тут: «Ты достоин быть в отношениях, только пока ты угадываешь и удовлетворяешь потребности другого».
Представьте себе человека, который стал родителем с такими установками. Они не могут и помыслить, что ребенок может что-то сделать сам. Они готовы жить жизнью ребенка, жертвовать собой. И делают это хорошо! Предыдущее поколение тоже любило поговорить о том, как много они делают для детей и скольким для них пожертвовали. Но реально жертвовать они не могли — не обладали для этого ресурсом. Когда поколение нынешних бабушек выступает под лозунгом самопожертвования и стремится что-то сделать для детей, оно часто делает это неловко, грубо, навязчиво. И в этой ситуации у детей есть шанс: «Мама, хватит! Ваш двадцатый пирожок перекрыл мне дыхательное горло». Когда человек осуществляет свою заботу и опеку грубо, есть шанс рассердиться и отсоединиться.
А сейчас родители не лыком шиты. Они проявляют заботу тонко. Они понимающие, психологические книжки читали, активное слушанье освоили. Ни в какой момент не возникает протеста — понимание, тепло и поддержка. Но дети сходят с ума! Потому что когда за тобой бегают с ремнем, у тебя есть явные основания сказать: «Что это вообще?» Соврать, нахамить — уйти из дома, это тоже формы сепарации. А что делать, когда все идеально и маменька — чистый ангел?
ВЗРОСЛЫМ НУЖНА ПОДДЕРЖКА
Что же нам делать с родительским неврозом? Мне кажется, что современным родителям очень важно укреплять свою субъектность, понимание своей ценности. Надо, чтобы они перестали жить ради детей, начали жить свою жизнь. Когда это удается, люди неплохо восстанавливаются. Человек — сам себе хозяин и распоряжается своей жизнью, сам делает выбор. В каком-то смысле субъектность, наверное, даже большая ценность, чем жизнь.
Когда ребенок переживает подростковый возраст, у родителя всегда возникает ощущение потери. Он утрачивает свою роль. Раньше он мог все, мог поцелуями отвести любую беду, всегда мог утешить, решить любую проблему, всегда мог придумать что-то, мог купить мороженое, в конце концов. И вдруг обнаруживается, что он больше не маг и волшебник, а ребенок заперся в комнате и рыдает от несчастной любви — ты бессилен. Мороженое и поцелуи больше не помогают. Это кризис, который переживает каждый родитель.
У родителей, которые изначально понимали, что когда-нибудь их ребенок вырастет, к этому более философское отношение. А для родителей, которые думают, что хорошие отношения — значит неразрывные, сепарация становится неприятной новостью. Когда они заводят детей, у них и мысли нет о том, что ребенок от них куда-то денется. И подростковый возраст ребенка в таких семьях переживается очень тяжело.
Если вся идентичность человека нанизана на родительство, то в период взросления детей ему придется фактически восстанавливать ее заново.
Очень часто для людей родительство настолько высоко расположено во внутренней иерархии, что все остальное кажется неважным по сравнению с ним. И тогда картина мира требует пересмотра. Человеку нужно заново все пересмотреть. Вернуть себе свою жизнь, а ребенку — его жизнь.
Бессилие, стыд, страх, проживаемые интенсивно, безостановочно, по кругу, очень сильно истощают и лишают сил.
Поэтому, хоть это и звучит странно и идеалистично, в нынешних условиях совершенно необходимо делать три вещи:
- мечтать,
- радоваться
- и отдыхать.
Речь идет не об излишествах, которые могут позволить себе лишь те, у кого все хорошо и нигде не свербит, нет. Напротив. Мечты, отдых и радость очень нужны именно сейчас для того, чтобы восполнить силы, не дать себе разрушиться от всего происходящего изнутри, не закаменеть в бесконечную боль и нечувствительность и найти смысл, на который можно опереться. Поэтому каждый день хотя бы понемногу постарайтесь уделять внимание тому, чтобы продолжать:
МЕЧТАТЬ то есть, намечать что-то хорошее, желанное, светлое впереди, в своем будущем. Особенно, если оно видится беспросветно-мрачным. Что вы хотите сделать или купить себе, когда все это закончится? Что вы обязательно сделаете и куда съездите и с кем? Что приготовите или создадите? А что вы можете уже начать делать прямо сейчас, из этой точки своей жизни? Что еще важного вы хотите успеть в своей жизни несмотря ни на что, ни на какие внешние события? Держитесь за эти мысли, идеи, цели, пусть даже они будут сколь угодно малые, странные, нереалистичные. Идите на их свет и не давайте себе погрузиться во мрак.
РАДОВАТЬСЯ, то есть, замечать в своей текущей жизни то малое хорошее, которое есть. Вам для этого не нужно превращаться в неадекватно веселого человека, скорее важно сберечь свою восприимчивость к красоте и любви. Замечайте весеннее солнце, вкусную еду, любимую музыку, удобную одежду или теплое одеяло, или кота, или близких людей, которые рядом. Иногда для этого придется совершать волевое усилие, потому что для того, чтобы скатиться в мрачную однозначно негативную бездну, ничего особенного делать не нужно. Собирайте крохи радости всюду, где только можно, эта радость - часть вашей внутренней силы и стойкости в сложные времена, когда это особенно нужно.
ОТДЫХАТЬ, то есть, восстанавливать силы, делать перерыв в работе и тревожных переживаниях, чтении новостей и размышлениях о судьбах мира и своей собственной беспомощности. Переключаться. Выпрыгивать из этого потока. Давать себе время, чтобы все это переварить и как-то справиться. Не брать на себя лишнего. Выдыхать и стараться спать, гулять по улице, заботиться о том, чтобы восполнить затраты энергии.
Берегите себя.
ПРО ДЕПРЕССИЮ, ШОФЕРОВ-ДАЛЬНОБОЙЩИКОВ И СТАРОСТЬ
Лицо у депрессии, по-моему, не такое уж и страшное. Депрессия вообще не самая стыдная болезнь, как говорит любимый мной Владимир Гуриев, она как мигрень, а есть штуки пострашнее – попробуй признайся, что у тебя глисты, например, или геморрой.
А депрессия у каждого второго, половина моих друзей не на антидепрессантах, так на транквилизаторах. И ваших тоже, просто они вам не говорят. Но это не значит, что депрессию не нужно дестигматизировать – нужно, потому что в России стыдно болеть вообще всем. Кроме гриппа. Ну еще можно ногу сломать, это трактуется как знак лихости и мужества, за нее тоже не осудят.
А так болеть стыдно и адски страшно, и это объяснимо, потому что в обществах, где уровень агрессии высок и приходится постоянно физически выживать, где мальчиков-первоклашек мамы учат: «Что ты за мужик, если не можешь ему морду набить», - очень невыгодно быть больным и слабым.
Напрыгнут со спины и сожрут.
Да еще тебя же и обвиняя. И чавкая.
Так что мы боимся рассказывать друг другу не то что про депрессию, а и про язвенный колит, эндометриоз или почечную недостаточность.
Но это отдельная большая тема.
А про депрессию интересно и важно знать несколько вещей:
- Клинических депрессий и так называемых суб-депрессий (это когда хочется сдохнуть во мраке, но вы еще не лежите лицом к стенке, как кабачок, а в состоянии сходить за хлебушком и проверить у ребенка уроки) вокруг нас с вами море. По умолчанию считайте, что депрессия у каждого, кто жалуется вам на «жить не хочется». Потому что жаловаться немодно, модно все успевать и радостно карабкаться на сияющие вершины с палкой для селфи. И если уж человек сумел выдавить из себя что-то вроде: «Как-то на душе хмуро и ничего не хочется», - значит, то, что у него внутри, смело умножайте на двадцать.
- Популярный тезис про «депрессия может быть у каждого» - преувеличение. Не у каждого. У некоторых ее не будет ни-ког-да. Как, например, есть люди, неуязвимые для кариеса (вы не знали? Их есть несколько процентов в популяции). Или для гипертонии. Или для варикоза. Вот так сложилась мозаика генов, давайте позавидуем, мысленно плюнем в их сторону и перейдем к следующему экспонату для осмотра. Например, есть люди, которые в тяжелых обстоятельствах свалятся не в депрессию, а в психоз. Психоз гораздо страшнее по виду и разрушительнее по последствиям, так что нам, можно сказать, повезло.
- Самые страшные депрессии – безмолвные, безъязыкие. Мы с вами, живущие в фейсбуке, их наблюдаем редко. Видели вы когда-нибудь тяжело и глухо пьющего вахтовика, или шофера, буквально почерневшего от внутренней тьмы, у которой нет ни названия, ни голоса? Они даже слова такого «рефлексия» не слышали. Они и ко врачу не пойдут, и таблетки ваши пить не будут, вообще никакие. А умрут рано, потому что нелеченная депрессия сжирает нас не хуже онкологии. Давайте восславим нашу способность говорить и писать, ныть и жаловаться, она мало того что облегчает состояние, так еще и увеличивает шансы получить помощь в десятки раз.
- Довольно неприятная штука в депрессии – провал когнитивных функций. Человек не то чтобы тупеет, иногда и не тупеет, иным виртуозам и работать в этом состоянии удается. Но мысли разбегаются, как блохи, очень трудно что-то планировать, почти невозможно запомнить, чего ты там напланировал. Постоянно о чем-то забываешь, путаешь, за это еще сильнее клеймишь себя, и в итоге соскальзываешь все глубже и глубже в яму.
- Еще одна гадкая вещь – то, что эта яма содержит в себе раздирающее душу противоречие. С одной стороны, больше всего на свете человек в депрессии хочет, чтобы все немедленно ушли и оставили его в покое. Любое усилие, любой контакт страшно его изматывает. С другой стороны, в этот момент он отчаянно нуждается в «наручках». Чтобы заботились и были рядом. Оставить в покое, держа при этом на ручках – абсолютно филигранное умение, и вполне простительно, что большинство наших близких люд
ей им не обладают. Ну блин, они же не целители Пантелеймоны. Так что лучше из последних сил доползти до психолога или психиатра, который это умеет (да и то не каждый, увы. Я слышала сотню историй про психологов, говорящих «соберись, тряпка» и психиатров «ну вам, я вижу, уже получше, так что подберите нюни»).
- А, ну и главное – не торопитесь клеймить людей, переживающих депрессию сейчас. Рано или поздно мы там будем все. Когда старость возьмет свое и тело начнет предавать на каждом шагу, когда мы похороним родных, а за ними и друзей, когда мы будем просыпаться с болью в суставах, а засыпать с горечью, потому что все наши цели и «кем я хочу видеть себя через 10 лет» осыплются пеплом – вот тогда-то мы с вами и соскользнем в эту бездну. В старости, как говорят исследования, депрессии не избежит почти никто из нас.
- И, возможно, те, кто изучает глубины своего мрака уже сейчас, окажутся в выигрышном положении. А может, и нет. Посмотрим.
- Ну и самое последнее. Если вы еще не там, и не торопитесь пока заглядывать во мрак (тоже могу понять), три золотых правила профилактики депрессии, в любой сезон:
- Режим дня.
- Ежедневные прогулки.
- И чтение приятных вам книг.
Это все легко научно обосновать: режим дня дает успокоительную предсказуемость мира и уменьшает источники тревоги, ежедневные прогулки помогают вырабатывать эндорфины и серотонин, а чтение книг развивает символизацию, то есть помогает лучше сформулировать, чего вы чувствуете.
А так – будьте здоровы, мои хорошие.
У детей режутся зубы.
Из двух няш они превратились в двух ноющих няш, которые все время ищут утешения на ручках.
Зубы. На языке природы это значит, что пришла пора кусать, жевать, то есть проявлять агрессию (не путать со злостью. Агрессия - активность. Злость - защитное чувство, которое так же может быть связано с агрессивными действиями, но это разные штуки).
И в символизме Перлза выросшие зубы - это способность проявлять агрессию и, как следствие, один из важнейших сепаративных этапов в развитии ребенка.
Если лишить его потребности "кусать" этот мир, пробовать его на вкус, то он не научится ясно чувствовать свои границы (и, как следствие, замечать границы других).
И вот, значит, две мои няши превращаются в двух зубастых няш.
Из этих невинных, абсолютно беззащитных теплых комочков, постепенно рождаются две личности, которые жаждут пробовать мир на вкус и узнавать границы своих возможностей.
К слову сказать, делать они начали это (как и все дети) значительно раньше, нежели на этапе прорезывания зубов. Но делали это значительно мягче: если отоборать игрушку, выражали свое недовольство и обиду нытьем. Потом стали пинаться.
Грета вот, чемпион мира по пинанию четко в кадык. Знает как вырубить. Долбанет и смотрит с любопытством: а так ты меня любить будешь?
Эти два невинных создания становятся с каждой неделей все более агрессивными: сначала учились пользоваться руками и все хватать, потом самостоятельно перемещаться, переворачиваясь то туда, то сюда. Потом ползти, разламывать все, что могут разломать, били меня туда и так, как могли ударить, выковыривали все, до чего могли дотянуться их маленькие цепкие ручонки.
Вот, Грета ползает куда хочет, скоро начнут кусаться больно.
Я смотрю на их агрессию и радуюсь. Ведь чем больше их способность агрессировать, тем менее они беззащитные. Тем мне легче. Потому что я так устроена, что мне легче, когда не я одна за троих, а когда есть трое, способные к диалогу - так можно договориться. Мне так значительно легче, нежели в тотальном слиянии.
И вот, глядя на нытье и страдания своих детей перед каждым их этапом и навыком, который позволяет им потихоньку отделяться от меня я подумала: а ведь и правда - перед любым сепаративным процессом, требующим хороший заряд агрессии, необходимо нытье - какая-либо фрустрация, ограничение, которое надоело так, что возникает отчаяние (от чаяния, то есть от надежды, то есть потеря надежды).
Мои дети наверняка "думали", сидя в пузе, что я - это они, что я - идеальная среда для них. Но им стало тесно и невыносимо (а я чуть не лопунула). Так природа организует
процесс родов.
Потом они "думали", что я смогу угадать все их желания и удовлетворить все их потребности.
Но я вместо этого делала все что могла, а могла я не так уж и много - кормить, любить, заботиться по мере своих возможностей. В доску расшибилась, а все равно обо всем-всем-всем позаботиться не смогла. Не стала телепатом. Тогда им пришлось, раз уж такая неидеальная у них мать, самим учиться переворачиваться, хватать, ползать (и впереди еще множество этапов), что бы уже не ждать милостей от мамаши нетелепата, а вот так отчаяться, что на этой волне взять и сделать что-то самостоятельно, на сколько это возможно.
Отпускание надежды на то, что мир или кто-то другой из вне может позаботиться о моих потребностях - вот, пожалуй, та точка, которая определяет границу личностной зрелости.
Агрессивность - способность брать на себя ответственность (то есть быть готовым отвечать за последствия своих опытов, действий, решений), риск делать что-то новое, падать, плакать, вставать, снова падать - вот то, что позволяет крепнуть и развивать свою автономию не только в грудном возрасте, но и во взрослой жизни. Не только в материальном плане, но и в чувственном, экзистенциальном. Что-то делать, особенно делать что-то новое - это очень агрессивный акт.
И, следовательно, невозможно созреть, отделиться от кого-либо, кто душит, зажимает, не слышит, не чувствует, если не быть агрессивным (в контексте быть активным, рискуя получить новый опыт, усиливающий собственную автономию и навыки).
Но сначала, похоже, необходимо "поныть" - отгоревать, оплакать тающую надежду, что есть кто-то большой и сильный, кто сможет позаботиться о человеке лучше, чем он сам.
