3 сентября 2025
О ВНУТРЕННЕМ САДИЗМЕ
Мне сразу вспоминаются множество раз слышанные от приемных родителей истории о том, как ребенок, попав в хорошие условия, вроде как рад этому всему, и вместе с тем ему здесь неспокойно, все не так. Помните, как Геккельбери Финн маялся в доме у вдовы, и мог заснуть, только слезши с мягкой чистой постели на пол?
В отношениях то же самое. Дети, не привыкшие к заботе и ласке, не могут успокоиться, пока не разведут взрослых на агрессию, на крик и побои. И приемные родители растерянно рассказывают: мы уже не знали, что делать, от отчаяния отлупили его, сами в ужасе от себя, а он ходит, как именинник, как будто ему того и надо было.
Такое и со взрослыми бывает: если с детства запомнилось и усвоилось, что «нормальная» семейная жизнь — это когда орут, оскорбляют и унижают, то человек будет и супруга провоцировать на такое поведение. И, добившись своего, станет, с одной стороны, страдать и жаловаться, а с другой — испытывать странное удовлетворение, как будто от возвращения домой. В свой мир.
Пусть с чьей-то точки зрения не самый лучший, но ему — родной и знакомый.
Это очень глубокая потребность — чтобы все было знакомо и чтобы жить как всегда. Не менять картину мира, паттерны поведения, способы достижения целей. Мы не любим, когда меняется интерфейс привычной программы, когда перегораживают забором привычный маршрут, когда близкие ведут себя не так, как обычно. И уж тем более не любим, когда обстоятельства требуют, чтобы изменились мы сами.
Если мы считаем себя бедными, мы будем так или иначе терять все деньги, которые к нам будут попадать. Не туда вкладывать, не на то тратить, не там оставлять кошелек. Это подтверждено исследованиями: бедные люди, выигравшие в лотерею крупную сумму, уже через год обычно возвращаются к прежнему уровню благосостояния, а то и ухудшают свое положение, набрав кредитов. Потому что они не умеют быть состоятельными, не владеют технологиями сбережения и разумного использования свободных денег, и не хотят им учиться, а сами деньги «жгут карман», вступая в противоречие с образом себя-нищего, и потому бывают быстро и неэффективно растранжирены.
На уровне отношений — если мы убеждены, что все вокруг нас не любят и хотят нам зла, мы будем каждый раз что-то такое делать, что в любом месте и в любой группе у нас будут появляться недоброжелатели. Поведение послушно и неосознанно подстроится под внутреннюю убежденность. Ведь если вдруг нам достанутся симпатия и уважение окружающих, это будет спорить с идентичностью, порождать невыносимую тревогу и страх «разоблачения». Вновь обрести привычный, «хорошо сидящий» образ себя-отверженного, одного против всех, так и тянет.
Мне такие письма периодически приходят: «Меня нигде не любят, — пишет человек, — потому что я слишком умный и тонкий, а вокруг-то все не такие. Помогите мне, хотя вряд ли у вас получится, ведь вот тут и тут вы написали явную глупость, как можно не видеть очевидного. И, кстати, мне неудобно писать здесь, а у меня еще много вопросов к вам, давайте перейдем в другой мессенджер, я там привык».
Что самое интересное, потеряв очередную крупную сумму или получив очередную порцию отчуждения, мы будем на верхних уровнях сознания, может, и расстраиваться, жаловаться и роптать, но в глубине души — чувствовать глубокое удовлетворение. Все как всегда, все на своих местах.
В школе меня постоянно дергали на какие-то олимпиады. Однажды потянули на олимпиаду по химии. Я растолковал это как дань моим умственным способностям. Узнав об этом, моя мама, химик, носившая до встречи с моим папой старую дворянскую фамилию, повела себя как кухарка. Обычно она смеется как тургеневская женщина. А тут расплескала чай и расхохоталась. Это был первый и последний раз, когда я видел хохочущую маму. Потом меня послали на районную олимпиаду по физике. А потом еще и еще. И тут я стал догадываться, что администрация школы просто регулярно депортирует меня, предоставляя другим детям возможность нормально учиться.. На олимпиаду по биологии я был этапирован не один. Мне навялили в попутчики Толика Крюкова. Он тоже хорошо разбирался в биологии. Как и я оленя от черепахи мог отличить со ста шагов. Узнав, кто будет представлять эту науку от школы, учительница биологии чуть не объявила голодовку. «Но их целый день не будет в школе», - убедили её, видимо, директриса с завучем. Нас с Толиком усадили в огромной аудитории с шестьюдесятью незнакомыми коллегами-биологами. Выдали по одному большому листу с разворотом. Как раз в это время за трибуной произносила вдохновляющую речь женщина. На её груди металась стеклянная брошь размером с кулак. В целом речь зашла. Главные тезисы: мы здесь не случайно, впереди у нас большая жизнь. Поэтому, если шуметь и списывать сейчас, то всю жизнь разгружать вагоны потом. Хотя дело это тоже благородное, и она ничего против него не имеет. Я осмотрелся и коснулся плеча девочки справа от себя. Она покраснела и опустила накрашенные ресницы. И тут все стали что-то писать в листах как ошпаренные. Это страшно растревожило Толика: Я не понял, что нужно делать. Что делать нужно? Он даже в этот момент был далек от подозрения, что придется что-то писать. Он думал, нас привезли, чтобы напоить лимонадом. Изучив содержимое листа, я догадался: в чистых от типографского текста местах не хватает ответов. О чем и сообщил биологу Толику. Женщина с брошью попросила меня успокоиться. А где смотреть ответы? – спросил у меня Толик. И женщина с брошью как бы невзначай поинтересовалась, из какой школы эти два мальчика, с таким рвением тянущие руки к науке. Того, кто состоит в детской комнате милиции, голыми руками не возьмешь. И я ответил, что из сто семьдесят второй. Пометив это в своем листе и на листе Толика. Женщина погрызла очки и тоже пометила что-то у себя в блокноте. Мы же из сто семьдесят пятой? - возразил Толик. Молчи, дурак, - ответил я ему. Толик пнул меня, но угодил по стулу девочки, сидящей передо мной. Она повернула голову как сова. Определила, что мы несъедобные и попросила в будущем так не делать. Запомнились веснушки. Чего надо? – бросил в её сторону Толик. – Сиди и не мешай. После этого женщина сделала девочке последнее замечание. И девочка заплакала. Чтобы её успокоить, женщина по-матерински предложила ей надеяться только на свои силы. И тогда всё у девочки получится. Раньше педагоги умели убеждать: девочка вытерла слёзы, и у неё и правда стало всё получаться. Я находился в затруднительном положении. Вспоминать годы жизни Карла Линнея и ловить взгляды девочки с ресницами одновременно было невозможно. Или Линней, или ресницы. Если одновременно, то получался Карл Линней с накрашенными ресницами. Это вызывало неприятные ощущения. Кто бы он ни был, этот Линней, картина была ужасная. Сколько видов рыб живёт в Оби? – поинтересовался мимоходом Толик. Девятьсот двенадцать, - ответил я. Верно? Таким не шутят. Ответ о Линнее я изложил так, что его можно было вставить даже в Агнии Барто биографию. И он был бы правильным, если при проверке не выглядеть резонером. «Пойдем в кино?» – написал я на бумажке, которую тщательно свернул и бросил девочке с накрашенными ресницами. Ответ прилетел через минуту. «Я уже дружу», - было в нём красиво написано. Меня до сих пор поражает это женское неумение говорить «да» сразу. Чёрт возьми. У меня и в мыслях не было разрушать ту дружбу. Я искренне предлагал ещё одну. Я уже дружил с двумя девочками, которые дружили. Спали мальчики этих девочек крепко. Неудобства от этого испытывал только мой папа, регулярно отсчитывающий мне рубли. «Он лучше меня?», - написал я и послал. – «Да», - пришел ответ. – «Тогда почему он не на олимпиаде?». Девочка задумалась. Я её понимаю. Ты Обь с Тихим океаном не перепутал? - спросила тихо женщина с брошью, проходя мимо Толика в третий раз. В нашем с ним ареале обитания она рассчитывала найти шпаргалки. Но чтобы иметь шпаргалки, нужно хотя бы приблизительно знать, о чем предмет. В этом смысле искать у нас с Толиком было нечего. Он сидел с видом агрессивного ребенка, которому требуется медицинская помощь. Но это был его обычный вид, просто женщина об этом не знала. Какой океан, чего ей надо? – стал толкать он меня, мешая заводить неразборчивые связи. – Здесь ни одного вопроса про океаны. «Кто есть кто» с Бельмондо», - написал я и отправил. – «Нет!», - прилетело мне, и ещё там была нарисована смеющаяся рожица с косичками и ушами. Зря она это сделала. Уши меня завели похлеще ресниц. Нынешние смайлы лишены этой сексуальной привлекательности. Я уже почти воспылал, но тут меня снова стал донимать коллега-биолог. Такой вопрос к тебе, - по-бехтеревски деловито начал он. - Какой уровень кон-фор... мации у белка волос кератин? Кератин – это ответ, что ли? Узбек какой-то писал. У белки же рыжие волосы? Я подтвердил. Подумал и добавил: А зимой серые. Толик так и записал: «Рыжий. А зимой белка серый». Он органично встраивался в любую структуру общения. Девочка с веснушками поворачивается ко мне и шепчет: Альфа-спираль. – Где? – я оглянулся. Уровень конформации – альфа-спираль, - объяснила она и отвернулась. Я посмотрел на её уши. Эти уши тоже притягивали. Быстренько записал ответ, оторвал кусочек от листа для черновика и набросал: «Пойдём в кино?». Где-то же должно выстрелить... «Пойдем», - шлепнулось мне на парту. Через минуту шлепнулось справа: «Ладно, пойдем». Это был экзистенциальный тупик. Выходя из него, я подошел к вопросу: «Как называют детеныша носорога?». Очень трудно отвечать на такие вопросы, когда от тебя требуют серьезных отношений две женщины одновременно. Носорожек? Носопырка? Теленок?.. Носотолик? Справа ресницы, впереди – веснушки. Все, приплыли. И я написал: «Детеныш носорога». С веснушчатой мы продержались до зимы, пока у белок волосы не посерели. Та, что с ресницами, к кинотеатру не пришла. Вот что за коварные люди эти женщины. Между тем я занял на олимпиаде по биологии второе место и получил диплом. Но вручили только через два месяца. С ног сбились. В сто семьдесят второй школе обнаружился только один ученик с такой фамилией. Ребенок учился в первом классе и на риторический вопрос директрисы: «Как он мог оказаться на олимпиаде?» - заплакал и сказал, что больше не будет. В общем, нашли все-таки. Я оказался единственным из того слета научных деятелей, кто знал, как называют детеныша носорога. Ученые до сих пор не придумали, как называть этих носотоликов, вот в чем дело. Так я вошел в мир ученых и стал там своим. А потом испортился, и вышел, как видите.
Показать полностью…
Одно из наивысших проявлений любви - позволить человеку, который вам очень дорог, страдать от естественных последствий его поступков и иметь возможность извлечь уроки из своего поведения.
Когда мы из страха или из чувства вины устраняем или смягчаем эти последствия, а, следовательно, и эти уроки, мы делаем это ради себя, а не ради близкого человека.
Когда мы чувствуем себя ответственными за другого человека и не можем вынести чувства вины или осуждения со стороны окружающих, нам необходима помощь в управлении собственными неприятными ощущениями, а не в управлении чужой жизнью.
Созависимые отношения - это не только про отношения с алкоголиками (наркоманами, игроманами и т.д.), где зависимость вроде бы очевидна и налицо - борьба с этой зависимостью. Семейная борьба, коллективная. Это любые отношения, где я верю, что другой взрослый не может, не справляется, не тянет и т.д. без меня, без моего участия и моей помощи. Где мы оба в это верим. Где нас объединяет "немощь" одного из. При этом я могу сколь угодно злиться и быть недовольной этим (это как раз ещё раз подвтерждает мою со-причастность). Отношения, где один из партнёров, периодически впадая в аффект, крушит всё и всех подряд вокруг. Пусть не физически, а словесно. Что называется, "не умеет держать себя в руках". А другой партнёр берёт на себя функцию переговорщика, посредника, между ним и окружающими, ибо "ну сам-то он не может, он же страдает". Где он выстраивая свой бизнес, несколько лет всё больше уходит в долговую яму, деньги из семьи каждый раз отправляются на спасение "дела".. И так продолжается годами. Она злится, расстраивается...и продолжает поддерживать, в том числе, материально. Ибо "он не справляется, он же страдает тоже". Где она несколько лет (чаще десятков лет) справляется со своей привычкой кричать, резать себе вены и даже почти умирать. А он ждёт, надеется и верит, что однажды обязательно наступит тот самый час икс, когда она выздоровеет, и всё изменится. И, конечно же, он должен оставаться рядом с ней. Ибо "она же не справляется без него, она же страдает тоже". Где ребёнок давно уже вырос, но продолжает жить засчёт родителей (неважно, в материальном плане, бытовом или эмоциональном). Родитель всеми силами пытается "подрастить ребёночка" - уговаривают, читают нотации, упрекают или устраивают скандалы.. И продолжают делать одни и те же действия. Ибо "он(а) же не справляется, ему(ей) же трудно". Где двое договариваются, и один не выполняет договорённостей. Ну потому что "так вышло, обстоятельства сложились". И годами тянется история, когда что-то непременно происходит и случается, из-за чего договору следовать просто невозможно (нет, ну правда, невозможно!). И второй партнёр ждёт. Злится, может, обижается... но верит. И продолжает договариваться. Ибо ... Все эти ситуации объединяют несколько одинаковых вещей. Один из нас "поломался и не справляется". Я могу помочь и пытаюсь делать это. Ситуация повторяется. МНОГО раз. Я выдыхаюсь, мне не нравится происходящее. Я злюсь. Обижаюсь. Веду переговоры (устраиваю скандалы, бойкоты, объяснения-выяснения, в общем, всячекси "пытаюсь донести") Но (!) я продолжаю оставаться в ситуации, каждый раз надеясь на изменения. *** Как всегда, выход из созависимости прост и сложен одновременно. Максимально вернуться в свою жизнь. Наполнить её собой, своими желаниями и потребностями. Чётко начать разделять границы - где моё, а где нет, что про меня, а что про другого. Увидеть другого реального. Сняв свои ожидания и надежды. Признать, что желаемого может не быть никогда. И, в любом случае, это не зависит от меня. Как раз наоборот - если что-то и может измениться, то уж точно без моего вмешательства (лично для меня эта точка оказалась наиболее трудной). А дальше.. дальше находить новые смыслы) P.S. конечно же, всё это совершается не по щелчку пальцев, а становится результатом долгой кропотливой работы. Часто непростой. Но когда знаешь, ради чего идёшь, путь воспринимается легче. Ибо цель точно того стоит!
Показать полностью…