3 июня 2025
В первом классе учительница задала вопрос: «Что можно успеть за одну минуту?» Мы ушли домой озадаченные, и мнения разделились. Мама сказала, что за это время она сможет пересадить герань, пожарить блин, накрасить глаз и сварить кофе. Папа пообещал забить гол, присесть двадцать раз и съесть блин, который пожарила мама:
– Ну а если серьезно, то за одну минуту можно изменить всю свою жизнь.
Я тогда его не поняла. Фыркнула и вернулась к прописям. Ведь минута – это тьфу. Пустышка.
Сегодня я делала новое упражнения на трицепс. Тренер, длинноногая девушка с бразильской попой, непринужденно сказала: «Ируся, все хорошо, осталась одна минута». Я кивнула, и эта минута показалась мне вечностью, хотя она была такая же, как и предыдущая. Как и вчерашние сто минут, потраченные на просмотр сериала «Дамское счастье».
Еще студенткой я ехала в автобусе и подслушала разговор двух женщин. Одна плакала, а вторая ее утешала:
– Сколько лет прошло после смерти мужа?
Женщина поправила темный платок и покачала головой:
– Восемь, а кажется, что только вчера.
Помню, как моя одноклассница провожала парня в армию. Они прощались на перроне, и он жарко целовал ее коротко остриженную макушку:
– Не переживай! Это всего лишь какой-то год. Пролетит, и глазом не успеешь моргнуть.
Она смотрела на него, как на инопланетянина, и скулила: «Какой еще год, когда каждая минута длиной в километр?»
Чаще всего они уходят незамеченными. Десять минут на перекур, тридцать на болтовню по телефону, пятьдесят на компьютерную игру, сто двадцать на просмотр новостей и пятьсот на социальные сети. Мы профукиваем их, не задумываясь, а потом приближается решающая, даже роковая, и наступает переоценка ценностей. Не хватило кислорода в баллоне, чтобы всплыть, секунды - чтобы извиниться, вдоха - чтобы надышаться впрок и взгляда - чтобы утешиться.
Всего одна минута… 72 удара сердца, 58 взлетевших самолетов и 258 рожденных детей. 10 миллионов выкуренных сигарет и 116 свадеб. 20 вдохов и выдохов и столько же возможностей что-то изменить в своей жизни. Именно сейчас. В эту самую минуту.
И не жить вовсе...или вся жизнь в борьбе за 1 место
В детстве мы с Танькой на полном серьезе хотели поменяться мамами. Я своей так и сказала и получила скандал, растянувшийся на несколько дней.
Мать кричала, что я неблагодарная девчонка и что она руки до костяшек стерла, наводя уют и блеск, а я, видите ли, мечтаю стать дочкой тетки Клавы, у которой пыль по углам уже спрессовалась так, что ее не выметать, отковыривать надо.
- У нее тефтели вкуснее твоих, - ляпнула я и мама разъярилась еще сильнее. Досталось и отцу, ни за что, ни про что. Он только усмехнулся и ушел во двор, в карты резаться, а я осталась на поле битвы одна и много чего выслушала. В тот раз я и поняла, что быть врушкой намного удобнее и безопаснее. Всех учат говорить правду, вот только не предупреждают, что иногда лучше промолчать или даже немного соврать. Маму же я обидела своей правдой! Подумаешь, тефтели у тети Клавы вкуснее были, зато моя мать такие котлеты жарила, не оторвешься от тарелки, пока все не прикончишь, да и чистюля была, это верно. Про пыль она правильно сказала. Тетя Клава смерть, как не любила убирать и Таньку это бесило. Мы потому и думали поменяться, что росли почти подкидышами в своих семьях. Я тоже растяпа и неряха, час собираюсь идти посуду мыть, а уж если меня заставить квартиру убрать, найду миллион причин, чтобы этого не делать. Танька же наоборот, вся в мою мать. Всегда такая аккуратистка, все выглажено, подойти страшно! Даже когда маленькими были, она была единственной, кто возвращался домой в чистой одежде. Не то, что я. Я же тогда и подумала, что моей маме Танька больше подойдет, они одинаковы, а мы с тетей Клавой - засранки - слово грубое, но точное.
Мы с мамой помирились, конечно! Я ее очень любила и любою и ссоры у нас хотя частые бывали, но без яростной злобы. Покричали друг на дружку, поплакали, помирились и забыли. Что поделать, если мама вот такая перфекционистка была и всегда словно соревновалась со всем миром. Если чья-то мама дарила учителю красивый букет, моя старалась подарить еще красивее и так во всем. Она обожала говорить: "А вот я! А вот у меня лучше/чище/больше/красивее/меньше..." и так во всем. И обсуждать очень любила. Вот про это и хочу рассказать. Я после того разговора очень важную вещь поняла и про свою маму и про тетю Клаву и про жизнь. Именно тогда я решила, как буду сама жить.
Дело было в одиннадцатом классе. Выпуск, все на нервах, бегают, суетятся. Еще бы! Столько лет все относительно стабильно со знакомыми проблемами и неприятностями, а тут, как в омут головой, ничего непонятно и страшно. Все боялись: родители, дети. Учителя слегка опасались, но совсем немного, у них-то это рутина, им никуда поступать не надо. Мама пошла к нашей классной домой о чем-то договариваться. Я не помню, почему все вопросы не решили в школе, возможно что-то срочное было, но вот так случилось и мама попала к Елене Ивановне домой. Поговорила, вернулась вся красная, нервная, вижу что-то сказать хочет, но колеблется. Я, как и все девчонки, до секретов сильно любопытна и сразу поняла, что-то интересное мама узнала. Пристала к ней, как наш кот Мурзик пристает в пять утра, чтобы его покормили. Также ходила за ней и канючила, расскажи, да расскажи. Мама держалась с полчаса, а потом не выдержала. Она меня чуть ли не поклясться заставила, что никому не расскажу. У меня от нетерпения даже уши зачесались и глаза заслезились, я предвкушала страшную тайну и сенсацию и даже думать боялась, что же там у Елены Ивановны дома. В школе ведь была обычным человеком! А на самом деле... Я дала честное слово, что буду молчать и никому ничего пересказывать не буду! Мама думала, что если я пообещала, точно никому не разболтаю, я же имела в виду, никому, кроме Таньки. От нее у меня вообще никаких секретов не было, я ей даже рассказала, как мы с Юркой целовались. Не было у нас с ней секретов, совсем. Мама еще немного подумала и наконец выпалила:
- У вашей классной дома такой срач! На люстре комья пыли висят, кошачья шерсть на полу валяется клочьями, вонь кошачья, бегают эти твари по квартире, штук пять их, настоящая старая дева ваша Елена Ивановна, как оказывается!
Я таращилась на маму, не понимая, в чем суть дела. Неприятна, конечно и грязь и вонь, но где такая уж тайна? Я-то ожидала мужа-тирана или мужа-жертву, привязанную к кровати, ожидала ненормальную свекровь или мать, все, что угодно, но пыль и грязь?!
- Мам, так где же тайна? - переспросила я, надеясь, что самое интересное еще впереди.
- Какая тайна? - заорала на меня мать, - то, что ваша классная в грязи живет тебя не удивляет? И чему она вас учит?
- Литературе, - пожала я плечами и это была моя ошибка. Мать, конечно же знала, что преподает Елена Ивановна и мне надо было хоть немного подыграть ей и сказать, что это кошмар кошмарный и как так люди живут и прочее и прочее. Вместо этого я опять сказала не то, чего от меня ожидали и получила подзатыльник. Было не больно, но обидно, я мнила себя взрослой девушкой, до которой можно дотронуться только ласково, что-то подобное я вычитала в одном старом романе, там один из героев говорил, что он поднимает руку на женщину только что бы приласкать, примерно так было написано, я точно не помню.
Я расплакалась и побежала жаловаться Таньке. Тетя Клава как раз мои любимые тефтели готовила и, увидев мое красное лицо, сразу сказала идти умываться, мыть руки и за стол. Она считала, что все проблемы легче решить на полный желудок, говорила, что проблемы от этого не изменятся, но отношение к ним станет другое. Я тогда не сильно ее понимала, для меня весь мир был окрашен в два цвета: черное и белое и я хоть убей не понимала, зачем нужны, к примеру, адвокаты и прокуроры, ведь если человек виновен, есть улики и все такое, то это и так понятно, а если нет, то нет и зачем что-то говорить и кого-то убеждать. Вот и с проблемами также. Я считала, что если они есть, то какая разница, как к ним относиться. Они же существуют и надо что-то делать. Тетя Клава мне все пыталась объяснить, что и делать можно по-разному и нервы поберечь, но я ее не понимала. А потом, вдруг, выяснила, что если хорошенько перекусить, то и сам спокойнее становишься и проблема немного блекнет. Не каждая, естественно. Когда бабушка внезапно заболела, а потом умерла, тут уж хоть весь мир объешь, легче не стало бы. Но это другое, горе не заешь ничем.
Так вот, я умылась и села за стол. Тетя Клава мне сразу три огромные тефтелины положила, сметаной полила и я так ими увлеклась, что и думать забыла про подзатыльник и про то что я взрослая девушка, про все забыла.
- Ты почему ревела? - спросила меня Танька, когда я опустошила тарелку и с трудом удержалась от того, чтобы ее вылизать. Напомнила себе, что я уже взрослая и так делать некрасиво.
- Мать подзатыльник дала, - ответила я, а тетя Клава на меня удивленно посмотрела и поставила передо мной стакан компота. Клубничного, тоже моего любимого.
- Она мне тайну открыла, а я не оценила, - объяснила я.
- Тайну? - Танькины глаза выпучились, еще немного и в тарелку с тефтелями бы вывалились.
- Да, я поклялась, что никому не расскажу, но вам можно, - за тефтели я великодушно решила поделиться секретом и с тетей Клавой. Она была не болтлива, поэтому я не боялась, что пыль Елены Ивановны станет достоянием всего класса.
- ... и бегает штук пять этих самых котов, - закончила я ужасный рассказ и увидела в Танькиных глазах такое отвращение и даже ужас, что поняла наконец-то, что же так возмутило мою мать.
- Возмутительно! - громко и даже немного злобно сказала вдруг тетя Клава. Танька удивленно посмотрела на нее, ведь у них дома идеально чисто было только в Танькиной комнате, а там, где за порядок отвечала тетя Клава, его просто не было.
- Да, мама! Это просто ужасно! - радостно подхватила Танька, видимо надеясь, что от слов мать перейдет к делу и хотя бы пропылесосит.
- Что именно ужасно, Танюша? - одновременно злобно и как-то ласково переспросила тетя Клава.
- Ну, пыль, шерсть. коты вонючие, - немного растерялась Танька.
- Все это мелочи! Другое возмутительно! - сказала тетя Клава и швырнула полотенце на стол.
- Каждый человек живет так, как ему хочется и если это не причиняет неудобств остальным, пусть себе живет, - так сказала тетя Клава, потом подняла глаза к немытому потолку кухни и вздохнула.
- Леночка, детка, твоей маме всегда надо всем доказать, что она лучше других, у нее все силы уходят на это.
Я уже собралась было обидеться за маму и хотела поспорить, но почему-то промолчала. Танька и тетя Клава тоже притихли.
"Доказать, что она лучше других", - повторила я про себя слова тети Клавы. Мама из кожи вон лезла, чтобы ее торты были красивее и вкуснее бабушкиных, она всегда подчеркивала, что банки она моет тщательнее и поэтому ее соленья никогда не взрываются, она всегда гордилась, что ванна у нас белоснежная, словно ее только что поставили, хвасталась. что маникюр делает сама и намного лучше, чем в салоне. Да у нее все силы уходят на то, чтобы быть лучшей! Вдруг осенило меня.
- Ей нравится быть лучшей, - так я и сказала тете Клаве.
- Хорошо! Но зачем это всем постоянно доказывать? Знаете, девочки... - она замолчала, а потом сказала фразу, которая стала моим если не девизом, то жизненным правилом, она сказала:
- Счастливые и довольные жизнью люди никогда никому ничего не доказывают, им это просто не надо, понимаете, девочки? Можно каждый день вылизывать квартиру, если хочется и нравится, можно не отходить от плиты, можно каждый день ходить в парикмахерскую, можно плюнуть на все и уехать путешествовать, можно сиднем сидеть дома и читать книжки. Все можно, но это при том, что вы довольны и счастливы и вокруг вас от этого счастья никому не плохо.
Так сказала тетя Клава, намочила полотенце и старательно стала вытирать пыль с кухонных шкафов, видимо, поняла, что от этой пыли Таньке плохо.
- Я сама вытру, мам, - неожиданно сказала Танька, - ты иди дочитывай Кинга, но учти, папа сегодня собрался тебя пугать, в ванную аккуратно заходи, - сдала Танька отца и начала вытирать пыль.
- Не обижайся на мои слова, - погладила меня по голове тетя Клава, - просто я не люблю сплетни, не надо было твоей маме говорить, что она увидела дома у Елены Ивановны. Мы не знаем о ней ничего, непонятно, что привело ее к этой квартире, пыли и кошкам. Я могу и ошибаться, может быть твоей маме и нравится такая гонка за идеалом...
Я подумала, что мы с папой стараемся бывать дома как можно меньше. Он уходит во двор или к друзьям, я бегу к Таньке и мама все старается сделать наш дом идеалом, самой стать идеалом, только для того, чтобы мы находились там подольше, а нам претит эта суета и мы убегаем, а она старается еще больше и получается замкнутый круг...
- Что мне делать? - спросила я Танькину маму - спокойную, неидеальную женщину, у которой пыль спрессовалась по углам так, что ее надо было отковыривать.
- Думай сама, я не могу тебе этого сказать, просто не знаю, - ответила мне тетя Клава и пошла дочитывать "Сияние". Танька терла кухонные шкафы, я от расстройства съела еще одну тефтельку, поняла, что на полный желудок действительно немного веселее и побрела домой. Просить прощения, мириться, жить и стараться никому никогда ничего не доказывать...
В какой момент молодая девушка теряет невинность? В момент, когда осознает, что ее юное тело — предмет вожделения? В тот момент, когда ее посещает приятное ощущение обладания властью над мужским миром? Или во время первого секса?
Юная Долорес теряет невинность в момент, когда начинает понимать, что взрослый может использовать и предать. Молодая девушка, почти ребенок, не отдает себе отчет в том, насколько вероломны могут быть взрослые. Ее соблазнение — игра, ведь ей всего двенадцать лет, к тому же она недостаточно зрела и умна, чтобы осознать последствия подобных игр.
Все, что она видела как модель отношений в пору своего созревания — страдающую от одиночества, а потом неумело соблазняющую мать. Она полна сексуальных импульсов и эротических фантазий, а кто ими не полон в 12? Ей хочется казаться взрослой, опытной, быть может, победить мать в этом извечном женском состязании. Она играет в секс с мужчиной, ставшим ей отчимом. Играет и проигрывает.
Потому что любой подросток как бы он ни был охвачен желанием соблазнить взрослого, другой своей частью хочет услышать «нет». «Ты — прекрасна и сотни молодых людей будут счастливы назвать тебя невестой. Но это буду не я (это будет какой-то молодой обормот)» — обычно в отчаянии шепчут нормальные, не охваченные патологичными желаниями взрослые мужчины, тем более отчимы или отцы.
Норма взрослого мира — сообщать твердое «нет» на любые попытки ребенка соблазнить. И уж тем более не соблазнять самим, создавая грезу, нимфетку, вожделенную Лолиту из наивной, глупой, не знающей жизни Долорес, оправдывая собственную страсть ее дьявольской притягательностью.
Трагедия Долорес Гейз в том, что ей не удалось нормально повзрослеть под защитой своей семьи, проходя естественную череду подростковых фрустраций от невозможности сразу получить то, что хочешь, узнавая себя, мир, других людей, прежде чем ранний опыт потери невинности и доверия, окончательно не разрушит детство, благополучие и жизнь.
Тот самый случай, когда «эдипова победа» в реальности — сокрушительное поражение с разрушительными последствиями.
Лолита среди нас
К сожалению, нередкая история — попытки подростков быстро попасть во взрослую жизнь, в которой им можно все. Пересечение этой незримой границы, особенно поддержанное соблазняющими взрослыми, калечит жизнь и недозревшую психику ребенка.
Сейчас это может, например, легко происходить в сети. Виртуальное пространство создает условия для отыгрывания патологий, а юным девушкам, растущим в дефиците любви и внимания взрослых, мало читающих и знающих о том, как устроен мир, легко попасться на манипуляции и использование, приняв их за подлинный интерес и любовь.
Если уж взрослому читателю непросто сопротивляться мороку Гумбертовой страсти, явленной через потрясающий, зачаровывающий язык Набокова, то что уж что остается юным девушкам. Они, впрочем, могут почитать «Лолиту», чтобы знать, что такие истории всегда заканчиваются трагедией. Но, увы, многие не читают, и не только Набокова.
Во взрослой жизни не хватает самого главного — примерно 27 мая порвать тетради и потоптать учебники с криком "ура, каникулы!".
Вот этого прекрасного и заслуженного выдоха облегчения — как же, господи, его не хватает.
Нет, перед отпуском так не покричишь. Перед отпуском будешь работать практически до такси в аэропорт, а в аэропорту случится экстренная зум-конференция на тему собаки и полива цветов. Взрослые люди держат руку на пульсе даже в реанимации, а совсем зрелые — и лёжа в гробу.
Да и чего там кричать-то, если десяток дней свободы по ощущениям уложится в полтора? Утренний заплыв, тренажёрка, крем от солнца, обход местных достопримечательностей, и во сколько там обратный вылет? Это только в детстве ныряешь в глубокое лето, и оно тянется как долгая-долгая сказка, как отдельная жизнь, пахнущая скошенными травами. В неё бы, родимую, попасть, да не пущают.
