27 июля 2024
— Здрасьте-здрасьте, проходите на кухню. Я сейчас. Только ногти досушу…— Ногти? Какие ногти? — опешила психолог.Она работает в хосписе. В детском хосписе. Она работает со взрослыми, у которых умирают дети. Это не работа, а наказание. Постоянный контакт со смертельным отчаянием.Ее клиенты не красят ногти. Не одевают яркое. Не смеются. Не улыбаются. Не празднуют праздники. Не ходят в кино.Они носят черные платки. Смотрят в одну точку. Отвечают невпопад. Подолгу не открывают дверь.Они живут в ожидании черного дня и делают черным каждый день ожидания.Психолог нужен для того, чтобы прогнать из головы таких родителей мысли о смерти. О своей смерти. Потому что когда уйдет ребенок, зачем жить?Психолог должен объяснить зачем. Помочь придумать новое «зачем». И поселить это новое «зачем» в голову мам и пап, давно и привычно живущих на грани отчаяния.— Какие ногти? — переспросила психолог. — Вы мама Анечки? Вы Снежанна?— Я мама, мама. Вот эти ногти, — засмеялась Снеж. Показала красивый маникюр с блестящими, как леденцы пальчиками.Снеж 30 лет. 2 года назад ее четырехлетней дочке поставили диагноз. Онкология. 4 стадия.Диагноз, определивший конечность жизненного отрезка её дочери. Два года. Два раза по 365 дней. «Плюс-минус 720 дней», — посчитала Снеж и упала в колодец отчаяния.В колодце не было дна. Когда Снеж смотрела на дочку, она все время летела вниз, испытывая нечеловеческие перегрузки. Ей даже снилось это падение. Во сне она отчаянно цеплялась за стенки колодца, сдирая пальцы в кровь, ломая ногти, пыталась замедлиться, остановиться. Просыпалась от боли. Болели пальцы. И ногти болели. Желтели. Грибок, наверное. Снеж прятала желтизну под нарядный маникюр.Конечно, они боролись.Снеж отчаянно карабкалась. Хваталась за любую возможность. Традиционная медицина. Нетрадиционная. В один день после утреннего облучения она могла повезти дочь к деревенскому знахарю. А вдруг? Лучевая терапия и отвары целебных трав. Экстрасенсы. Колдуны. Лучшие диагносты и онкологи.«А вдруг» закончилось, когда метастазы попали в костный мозг дочки. Снеж поняла: вот теперь — всё. Финальный отрезок пути. Сколько бы там не было дней, они уже без «а вдруг».Снеж осознала: она больше не сможет ничего изменить. Выбора: жить или умереть — больше нет. Ей, Снежанне, придется это принять. Она мгновенно замерзла.Подождите, но выбор же есть всегда! Даже у осужденного на смерть человека, которого ведут на расстрел, есть выбор. Выбор — с каким настроем туда идти. С остервенением, с обидой, с прощением, с надеждой…Снеж поняла, что в этом выборе — ее спасение. И согрелась.Она выбирает жить «как ни в чем не бывало». Она не станет культивировать болезнь и подчинять ей всю жизнь дочери. И свою жизнь тоже. Она не положит на алтарь грядущей смерти больше ни дня из отведенных Господом на жизнь.Надо ЖИТЬ. А не ЖДАТЬ.Да, больничная палата и ежедневные инъекции яда в исколотые вены ребенка возможно продлят ее жизнь на несколько дней. Жизнь ли это для пятилетней девочки? Нет. Это мучение.Анюта все время плакала в больнице и просилась домой. Дома — куклы. Мультики. Смешные журналы. Фрукты. Дома — детство. А в больнице — борьба. Но исход борьбы уже определен, зачем тогда?Снеж забрала дочку домой. И стала жить-поживать.— Это она не в себе, — хмуро смотрели на Снежанну другие матери, чьи дети оставались в больничных палатах. — Это она сдалась.А Снеж в этот момент делала свой осознанный выбор. Она перестала падать в колодец. Остановилась. Подняла голову. И увидела небо. И лучи солнца, дотянувшиеся до нее в колодце.Снеж крепко сжимала Анюткину ладонь, когда они уходили из больницы.— Пойдем домой, моя хорошая…— Мы сюда больше не вернемся? — с надеждой спрашивала девочка.— Нет, больше не вернемся, — твердо сказала Снеж.Анюта стала пациенткой хосписа. Ну, то есть жила дома, а там стояла на учёте.Хоспис — это не про смерть. Хоспис — это про жизнь. Про то, что смерть — это часть жизни. Что умереть — не страшно. Страшно умереть при жизни.Снеж ценила сотрудников этого заведения. Они всегда были рядом. На расстоянии телефонного звонка. Они всегда готовы были помочь. И они не задавали глупых вопросов. Это важно.А другие — задавали.— Как ты? — спрашивали окружающие.В вопрос зашит глубокий ужас от осознания бескрайности чужой беды и глубокая радость от осознания, что эта беда — не со мной.— Я — отлично, — честно признавалась Снеж. — Сегодня на карусели поедем. Анютка хочет. Мороженого поедим. По парку пошатаемся.Люди отводят глаза. Этот текст принадлежит маме здорового ребенка. Его не должна говорить мама смертельно больной девочки.Люди, ни дня не прожившие в колодце, любят давать экспертные советы о том, как грамотно страдать. У них есть Хрестоматия отчаяния, мокрая от слез.А у Снеж нет такой хрестоматии. У нее — альбом с белыми листами. Каждый лист — это новый день. Сегодня мы проживем его на полную катушку. С мороженым и каруселями. Раскрасим яркими цветами и детским смехом. А потом настанет ночь, Анютка заснет, а Снеж будет слушать ее дыхание. Дыхание спящей дочери — лучшая симфония любви на свете. Спасибо, Господи, за ещё один яркий день. Завтра нас ждет новый чистый лист. В какие бы цвета его раскрасить?Где-то на отрезке Анюткиной болезни от Снеж ушел муж. Страшнее, конечно, что при этом от Анютки ушел папа.Уходя, муж говорил Снеж что-то обидное. Что толстая. И старая. И что-то ещё. Избивал словами. Снеж не слушала. Она понимала. Он просто сдается. Он уходит от страха. Он не хочет каждый день видеть угасание дочери. Это портит качество его жизни. Ему приходится виновато улыбаться. Потому что общество осуждает улыбки в такой ситуации.Впереди ещё год. Муж не хотел выкидывать год своей жизни в трубу страданий. Ведь этот год можно прожить весело, ездить на море, смеяться заливисто, целоваться исступленно. А альтернатива — слезы, уколы, врачи, диагнозы. Муж выбрал первое. Вышел за скобки семьи. И оттуда, из-за кулис, дает ценные советы Снеж.— Такой активный образ жизни добивает ребенка, — авторитетно заявляет бывший муж, рассматривая в соцсетях фотографии. На них — счастливая мама с хохочущей дочкой. Подписчики не подозревают, что дочка больна. — Ты ей жизнь сокращаешь.Снеж молчит. А что говорить? Теоретически он прав. Если бы Анютка лежала сейчас, утыканная иголками, через которые в нее закачивали бы химические препараты на основе яда, она бы, вероятно, прожила дольше. Но… Разве это жизнь для пятилетнего ребенка?Снеж давно не рефлексирует по этому поводу. Просто живет.Недавно свозила дочку в Парк развлечений. Вот это приключение! Анютка была счастлива. Желтоватые щечки покрывались румянцем. Она целый день проходила в платье Эльзы, она была настоящей, взаправдашней принцессой. Снеж радовалась вместе с дочкой, заряжалась ее восторгом.Жить, когда у тебя все хорошо — это одна история. А жить, когда у тебя все плохо — совсем другая.Когда у тебя все хорошо, то можно думать о пельменях и новых обоях в гостиную. А когда все плохо, то все мысли перекрыты шлагбаумом осознания, что метастазы уже перешли в костный мозг ребенка.Снеж прошла этап отрицания. И гнева. И истерик. Она уже там, на другом берегу. Она — в принятии.Поэтому она живет, как будто все хорошо. Она сломала шлагбаум и прибралась в голове. Она думает о пельменях и обоях в гостиную. Можно взять бежевые такие, с кофейным оттенком. Будет красиво.— Снежанна, вы думаете о том, как будете жить… потом? — осторожно спрашивает психолог. Она готова к ответу про суицидальные мысли. И знает, что говорить в ответ.— Потом? Ну, плана у меня нет, но я знаю, что я сделаю сразу после…— Что?— Я уеду на море. Буду много плавать. И загорать. И заплывать за буйки.— На море? Интересно, — психолог рассматривает Снеж с любопытством. Думает о силе этой измученной испытаниями, но несломленной женщины.Снеж по-своему понимает этот пристальный взгляд. Она трактует его как осуждение. Она к нему привыкла.— Вы думаете, это стыдно? Все так думают. Мама. Бывший муж. Соседи. Подруги.— Я так не думаю, Снежанна, честно. Даже наоборот.— Я смою в море все эти осуждающие взгляды. Все приговоры. Мне тут сказали, что я… как это… «пафосно страдаю»…Снеж усмехнулась. Захотела курить.— Снежанна, вы боитесь чего-нибудь? — спрашивает психолог.— Я? — Снеж задумалась. — Наверно, уже нет. Я боюсь Анюткиной боли. Но есть морфий. А так ничего…— Анечке хуже.— Да, я вижу. Не слепая. Но так уже было. Думаю, прорвемся.— А если нет?— А если нет, то я не хочу вскрытия. Не хочу, чтобы трогали ее. И платье Эльзы уже готово. Она в нем была счастлива здесь. И будет там.Психолог собирается уходить. Она здесь не нужна. Она не скажет этой маме ничего нового. Скорее, наоборот. Эта женщина — сама мудрость и принятие. А может это защитная реакция, блокирующая чувства. А может, жажда жизни. Какая разница? Море… Она хочет на море.От нее не пахнет отчаянием. Пахнет лаком для ногтей. И немножко шоколадом. Они с дочкой ели шоколад.Из комнаты в руки Снеж выстреливает Анютка.— Мама, пойдем раскрашивать новыми фломастерами разукрашку!!! — верещит девочка.— Я иду, Анют. У нас гости, видишь? Поздоровайся. А то не вежливо…— Здрасьте, — здоровается девочка и убегает в комнату. Если бы не желтоватый цвет лица и не вздувшиеся лимфоузлы — обычный ребенок, заряженный детством.Снеж выходит на лестничную клетку проводить психолога. А на самом деле — закурить. Очень хочется.— Вы — удивительная, Снежанна, — говорит психолог на прощание. — Вы большая редкость. Вам не нужен психолог. Вы сама себе психолог. Я даже советовать Вам ничего не буду. Пожелаю сил и стойкости.— Угу, спасибо, приятно, — Снеж приветливо улыбается и жадно затягивается сигаретой. — Сил и вам тоже. У вас работка — не позавидуешь.Двери лифта закрываются и не дают психологу ответить любезностью.Снеж докуривает сигарету и еще минуту рассматривает весеннее небо через грязное окно. Небо голубое, яркое, залитое солнечным светом.Такое же будет на море. Потом. Снеж будет греться в его лучах. Быстро загорит в черное. Будет вечерами мазать сметаной красные плечи.А когда придет пора — она вернется сюда.Вернется, обновленная.И пойдет работать в хоспис. Психологом. Будет вот также ходить к тем, кто разучился улыбаться, и учить. Учить жить вопреки диагнозам. Учить ломать шлагбаумы. Учить думать о море. Учить видеть солнце в колодце.Она будет показывать людям свои фотографии. На фотографиях — счастье двух людей. И нет болезни. Это они с Анютой в парке. Это — катаются на лошадках. Это — на каруселях. Это — на горке. Это они лопают фрукты. А вот тут — шоколад…Видите, можно жить. Можно. И нужно. Просто купите пельмени. Просто поклейте обои…Р.S. А вот теперь все, кто прочел этот текст, подумайте: у вас и правда еще есть проблемы?
Показать полностью…
Мне кажется важным развести три таких постоянно путающихся друг с другом понятия. Причем подчеркну - они не являются жестко разделенными друг с другом, они могут плавно (или не очень плавно) перетекать друг в друга, и именно поэтому нередко мы можем видеть эту путаницу. Начну с базового: агрессии.Агрессия в психологическом смысле: перевод внутреннего импульса вовне (т.е. превращение энергии эмоций в действие, направленное на удовлетворение моих потребностей или целей). Т.е. любое действие, когда я что-то пытаюсь для себя получить во внешнем мире, является агрессивным. Другое дело, что это может быть действие в стиле "подвиньтесь, мне тоже есть место под солнцем в этом мире", а может быть в стиле "эй ты, умри/свали отсюда, я займу твое место, заберу твои ресурсы".Насилие: (по определению ВОЗ): "преднамеренное применение физической силы или власти, действительное или в виде угрозы, направленное против себя, против иного лица, группы лиц или общины, результатом которого являются (либо имеется высокая степень вероятности этого) телесные повреждения, смерть, психологическая травма, отклонения в развитии или различного рода ущерб". То есть любое насилие - агрессивное действие, но не всякая агрессия - насилие. Когда я удовлетворяю свои потребности, заставляя другого человека давать то, что мне нужно (или причиняя ему боль, или под угрозой боли, отвержения или каких-либо других лишений) - это насилие. А мне может быть нужна еда, признание, секс, деньги, послушание, образ "хорошего родителя" в чужих глазах и так далее.Защита - противодействие чьим-либо попыткам при помощи насилия добиться от нас того, чего хочет тот, кто к насилию прибегает. То есть защита - это отказ уступить насилию (или угрозе насилия). Защищающийся может причинять боль напавшему - до прекращения нападения и устранения угрозы."Пограничные зоны" (зоны, в которых одно легко может перетечь в другое): защита того, что до этого было когда-то давно или недавно захвачено насилием у других. Другая пограничная зона - детско-родительские отношения. Здесь ребенок постоянно сталкивается со специфической формой взаимоотношений с родителями (и не только с ними) - с ограничением. Ребенок чего-то хочет и на что-то претендует - а ему говорят "нет, это не твое" или "нет, это не сейчас". Ограничение это не насилие - это фактор реальности, с которым ребенок учится обходиться. Но ограничение может превратиться в насилие, когда мы начинаем говорит ребенку "нет" в ответ на его витальные требования (еда, сон, эмоциональная поддержка и др.). То есть мы фактически вторгаемся в зону жизненных интересов ребенка, которую сами же и призваны защищать. Еще одна специфическая форма - это требования среды. Так, если требованием среды является обязательное получение среднего образования, а ребенок этого не хочет - мы его заставляем, однако для выживания в обществе выполнения этого требования необходимо, это делается в его интересах. Ограничения и требования - зона постоянного баланса между агрессией ребенка (его желаниями) и откликом окружающей среды в виде родителей и других взрослых (в стиле "я хочу!" - "держи сейчас; не сейчас; никогда; сейчас ты должен делать другое"). Баланс сложный, поэтому это "пограничная зона", где сложно постоянно удержаться в красивом балансе между агрессиями детей и родителей. Много насилия творится под лозунгом "это для твоего же блага".
Показать полностью…
КАК МЫ ВСЕ ДЕЛАЕМ ПРАВИЛЬНО И НЕЗАМЕТНО ТЕРЯЕМ СЕБЯ
Жил-был мальчик, мечтал стать космонавтом (режиссером, каскадером, доктором, капитаном..), закончил школу, поступил в университет, нашел приличную работу… и больше с ним ничего интересного не происходило.
Печальная сказка, правда?
Ах, да. Однажды его накрыло. «Я не понимаю, почему всё так сложилось. Я ж вроде всё делал правильно. Как я мог пропустить свою жизнь? Как получилось, что я пришел не туда?»
Если вы не хотите такого сценария, давайте пока не поздно я расскажу вам, как он складывается. Потому что складывается он хоть и на ваших глазах, но для вас почти незаметно, в чем я совершенно убедилась за годы работы карьерным консультантом.
Пару лет назад я написала статью «Уроки больших перемен», где рассказала свою историю. Как мы с мужем, офисные менеджеры и родители двоих детей, решили устроить себе большую перезагрузку. Было страшно и иногда трудно, но в итоге нам удалось состояться в своих новых, осознанно выбранных карьерах — ими стали ресторанный бизнес и консалтинг. Географически это выглядело как Москва-Париж-Монако.
Рассказанная история наделала много шуму в рунете, и даже была переведена на английский. Многие писали комментарии и задавали вопросы. Но никто не спросил, во сколько лет началась жизнь, построенная по правилу «Делать только то, во что веришь и жить только там, где нравится». А началась она только в 38. Почему не раньше на несколько лет? Потому что я была слишком занята.
Как, например, Денис. Это ему принадлежат слова о том, что «как я мог пропустить свою жизнь, я ж все делал правильно».
Денис всё время занят, у него всегда было сумасшедшее расписание, отвлечься было некогда даже в отпуске. Он пашет на своей ответственной работе в двух часах пробок от дома и с каждым годом становится всё загруженнее. Время от времени его повышают, задач еще больше прибавляется. А когда приходило сомнение, так ли он хочет жить и куда он вообще идет, он обычно говорил: «Сейчас не время. Однажды я переделаю все дела и обо всём этом подумаю».
Признаюсь, я тоже так думала. Я почему-то жила с убеждением, что колесо однажды остановится и высадит меня у указателя «Ну наконец-то интересная жизнь». Только вот все дела сначала надо переделать из списка.
Но список задач у меня, у Дениса (и любого из вас) никогда не заканчивается. Зато он создаёт иллюзию занятой, целеустремленной и результативной жизни. Планы пишутся, галочки ставятся, цели достигаются. Вы просто активно карабкаетесь по лестнице, но при этом даже не задаетесь вопросом, к той ли стене она приставлена.
В средние века у греха занятости было две ипостаси. Первая — неспособность что-либо делать, это можно назвать ленью. Вторая — безумная беготня. Ощущение того, что «я иду, не зная куда, но клянусь Богом, я спешу изо всех сил, чтобы туда прийти» (Бриджит Шульте, «Мне некогда!»)
В чем же подвох? Давайте разбираться.
Подвох первый.
Загруженность создает иллюзию успеха.
Успех в нашей голове как-то незаметно стал связан с забитым расписанием, с двумя смартфонами на столе, с многозадачностью, с отпусками где вы всегда на связи, с отсутствием выходных и даже ночными бдениями в офисе. Именно так это и выглядит, когда вы несетесь на полной скорости, при этом не приближаясь ни к какой цели. Но подумать вам об этом некогда.
Поработать «на полную катушку» я и сама люблю, и вообще хороший профессионал всегда чем-то занят. Я за занятость, только чтоб человек понимал, в чем сделка и куда он так бежит.
Давайте начнем включаться прямо сейчас.
Что делать:
Задайте себе вопрос — туда ли я иду? К какой такой стене приставлена моя лестница? Самый простой способ: посмотрите на тех, кто на 1-2-3 ступеньки выше. Вдохновляют? Это похоже на то, чего вы хотите? Если да, то лестница приставлена к правильной стене. Ура. Если нет, похоже, нужно пересмотреть сценарий, и лучше вы это поймете сейчас.
Подвох второй.
Загруженность создает иллюзию смысла.
Потеря себя не сопровождается взрывом, грохотом или параличом конечностей. В конце каждого бессмысленно проведенного года у вас не отваливается нога или рука — это бы вы сразу заметили и что-то с этим сделали.
Но вы пропускаете вашу жизнь буднично и незаметно. День за днем, задача за задачей из бесконечного списка дел. От одного плотного забитого ежедневника до другого. И нет повода бить тревогу, ведь всё как у людей.
И при этом никто не спрашивает — ты счастлив? Тебе интересно? Чего ты хочешь? А чего спрашивать, вроде всё хорошо.
И в самой большой группе риска — ответственные и правильные люди. Ведь они стараются всё сделать как надо, соответствуют ожиданиям, достигают результатов.
Включение, а потом осознание «я пришел не туда» может быть болезненным, и часто происходит по причине не очень хороших событий. Давайте их не ждать, потому что это может стать очень дорогим уроком.
Что делать:
Периодически включайтесь сами, для этого чаще «поднимайте перископ». Любым способом выныривайте из своих плотно забитых to do листов и «обнуляйтесь» — то есть смотрите на свою жизнь как бы со стороны, с дистанции. Я люблю одну практику и расскажу о ней. Обычно я выбираю утро своего дня рождения и просыпаюсь как будто я с кем-то поменялась телами и теперь оказалась в этой жизни и в этих обстоятельствах. Главное — посмотреть на всё новыми глазами. Где вы? Что делаете? Кто эти люди рядом с вами? Вы бы выбрали всё это, если бы выбирали?
Подвох третий.
Загруженность сужает ваш кругозор и создает «профессиональный туннель», из которого сложно выбраться.
«Даже если я захочу что-то поменять, я даже не знаю, что мне нравится. Нет у меня никаких интересов кроме работы», — говорит Денис. Верно, со временем мы прочно замыкаемся в одном профессиональном сценарии. Нам некогда смотреть по сторонам. Нам некогда копать глубже. Нам даже некогда точить пилу, мы всё время пилим.
Потом, когда решимся что-то поменять, мы можем просто не знать, что нам нравится и кто мы такие. Мы будем прочно ассоциировать себя со своей должностью и компанией, потому что лишь это и есть вся наша жизнь. Замкнутый круг.
Что делать:
Просто расширяем горизонт и размыкаем круг. Для этого прямо сейчас запланируйте «вылазки из туннеля». Начните с того, что просто хотя бы час в неделю смотрите что нового в вашей теме или любой интересной для вас теме. А лучше всего выбирайтесь туда, где еще не были, но где происходит что-то интересное. Тогда к моменту появления вопроса «А что дальше?» у вас не будет вакуума, а будут мысли и идеи.
Главное: я не призываю резко что-то менять, бросать или ломать. Я призываю только включиться. Это просто, и этого достаточно, чтоб вы не пропустили незаметно свою жизнь, при этом много работая и устало вычеркивая пункты из списка дел.
Между раздражителем и реакцией всегда есть промежуток, и в этом промежутке человек обладает свободой выбора.
Понятие "эмоциональная гибкость" обращается именно к таким промежуткам между чувствами, которые вызывает у человека ситуация, и поведением, которое она диктует. Важно уловить этот момент, подключить рациональное мышление и принять верное решение.