Моё основное исследование, которое длится уже десять лет, посвящено тому, каким образом механизм сепарации работает при возникшей симптоматике различной этиологии у детей. Нужно учесть, что медикалистcкий, нейрокоррекционный или социализирующий подходы к данной проблеме в основном «скользят по поверхности», то есть пытаются избавить ребёнка от симптома, сделав его удобным для старших окружающих фигур. Скажем так — заткнуть симптом: таблетками, усиленными упражнениями и бесконечными походами по различного вида специалистам. Это не означает, что упомянутые подходы в корне не верны и в них нет здравого зерна. Но зачастую взаимодействия, предложенные в данных подходах, выливаются во взаимное осуждение двух сторон: специалисты, которые находятся в этой сфере из так называемого «ложного милосердия» и обслуживающие свои механизмы непроработанной мазохистичности, быстро «сгорают» в профессии либо быстро уходят из этого поля, видя реальное положение вещей, то есть нежелание «особенных матерей» перестать быть особенными, потому что вторичная выгода от болезни ребёнка очень высока. Вторая сторона диалога представлена «особенной матерью особого ребёнка», не желающей выйти из этого статуса. Активное обсуждение на форумах, сколько они прошли специалистов, и они мало чем им помогли. Но мы будем иметь в виду тот фактор, когда терапия случается, и две стороны образуют рабочий терапевтический альянс, в результате которого происходят изменения в семейной системе и системе терапевта, который проживает опыт. Образуется тот рабочий альянс, который подразумевает все те «подводные камни», о которых предупреждал Фрейд, а именно — пресловутые механизмы сопротивления, которые сопровождают весь период терапии. Также Фрейд рассуждал о том, какими качествами должен обладать тот, кто пришёл в анализ или позже в аналитическую терапию. Обращающийся за помощью должен обладать определённым интеллектуальным уровнем, интересом к своему внутреннему миру и процессу самопознания, симптомом, который очень мешает жизни, сильно её обедняя, платёжеспособностью и пониманием, что процесс не будет быстрым. Эти требования к кандидату звучат, на первый взгляд, неправдоподобно. Тем не менее, представленный и описанный подробно ниже клинический случай представляет ту ситуацию, когда все необходимые факторы сошлись, терапия случилась и продолжается до сих пор. Предварительная фабула. С 2013 по 2022 год занимаюсь работой с парами: мать и ребёнок с фиксациями в развитии. До прохождения собственного психоанализа с 2014 по 2016 год ещё оставались сомнения, что проблемы детей, связанные с искажением матрицы развития по типу ДЦП, могут решаться только в работе с ребёнком. После прохождения психоанализа стало очевидным, что в первую очередь терапевтическая работа должна проводиться с родителями. Взаимодействие с семейной системой должно разделяться на взаимодействие родителей с аналитиком, психотерапевтом или семейным терапевтом и отдельно взаимодействие с ребёнком с применением функциональной, сенсорной интеграции. С 2021 года я разделила работу на две составляющие и взяла несколько диад в работу. Два раза в неделю матери детей с фиксациями в развитии приходили и приходят на аналитическую терапию, один или два раза — на занятие по функциональной и сенсорной интеграции. Случай, который я представляла последний раз, когда диада продержалась в терапии 32 занятия, был последним, когда я параллельно занималась аналитической терапией и функциональной интеграцией. Начиная со случая, который я описываю в статье, я ставлю условия, что для начала хотя бы в течение нескольких месяцев мать (отец) ребёнка приходят на аналитическую терапию, и лишь затем мы приступаем к занятиям с ребёнком. Единственное, поскольку я разработала ещё в 2013 году аудиокурс «Формирование зрелой функции антигравитации у ребёнка от 0 до года», параллельно с приходом на аналитическую терапию мать ребёнка занимается этим курсом самостоятельно, чтобы пройти на собственном опыте, какие этапы сенсомоторного развития проходит ребёнок в указанное время, что позволяет ей увидеть, какие навыки не получаются у ребёнка, а какие имеют успех. Прежде чем я приступлю к описанию работы с конкретной парой, отмечу некоторые общие тенденции при взаимодействии с диадами. Во-первых, это всегда были мальчики. Во-вторых, во всех диадах это были не первые дети (младший сиблинг другого или одинакового пола), в-третьих, на протяжении всей беременности будущая мать находилась либо в конфликте с собственным материнством, либо в конфронтации с кем-то из родственников (чаще свекровью), в-четвертых, все матери пребывали в той или иной степени разочарования в отношениях с мужчинами, в частности, с собственными мужьями (это были конфликты, связанные с нерешительностью мужа в связи с отделением от свекрови при совместном проживании двух семей, или разочарованием женщины в муже при долгом проживании и отсутствии «проговорённости» своих претензий, или сомнениями женщины по поводу рождения второго ребёнка). Также нужно отметить, помимо того, что все мальчики в «рабочих» диадах были не первыми детьми, они как бы вобрали в себя неразрешённый конфликт семейной системы, став симптомом системы. Во всех семейных системах первые дети выросли более или менее без нарушений и явных признаков отставания в развитии. Особенность случая, который я представляю, повторю ещё раз, в том, что ребёнок в исследовании шёл по касательной. После нескольких консультаций мы начали с матерью ребёнка с психоаналитической терапии: первые два месяца с периодичностью два раза в неделю, следующие два месяца три раза в неделю. С данной парой мы взаимодействуем до сих пор, находясь в процессе, на момент описания клинического случая идет сто вторая встреча. Первые совместные занятия с матерью и ребёнком произошли спустя два с половиной месяца после начала аналитической терапии, что очень важно. Потому что без прикосновения к ребёнку, без двигательных занятий с ним, без посещения многочисленных врачей, массажистов и остеопатов мальчик сам встал на ноги из положения сидя в машинке во время совместной прогулки с матерью во дворе. Я сделала специальную запись с разрешения, как мать во время сессии сама полушёпотом произнесла: «Дарья Александровна, Миша встал вчера». Мне очень здесь повезло как специалисту. Поскольку оба метода: и психоаналитическая терапия, и функциональная интеграция, в принципе, ещё торят себе дорогу, являясь по сути маргинальными, важно было свидетельство матери, что произошла «чистота эксперимента». После того как она стала исследовать свои бессознательные посылы по отношению к ребёнку и изменила некоторые речевые паттерны, в частности, убрав из речи связку «Мы», ребёнок получил посыл и приветствие быть самостоятельным и встал на короткий период «на свои ноги в машинке» во время прогулки во дворе. Мы продолжали только психоаналитическое исследование. Мать ребёнка ложилась на диван дома, когда дома никого не было, и привыкала постепенно говорить всё, что ей приходит в голову. Механизмы сопротивления в терапии проявлялись в виде вопросов: «Есть ли у меня дети?» Механизмы сопротивления проявлялись также в виде откатов на прежние уровни взаимодействия с собой и миром. Например, когда интерпретация попадала в цель, тревога у анализантки усиливалась. Она всё время рвалась куда-то ехать или брать сына и везти к разного рода специалистам. На одном из сеттингов анализантка заметила, что: «лучше не было бы никакой “психоаналитики”», потому что понимает, что задержку в развитии в чем-то обеспечила она сама. Тревога вылилась в проявление агрессии по отношению к доктору, который делал «кесарево сечение», немного ко мне, но наказание из-за чувства вины по отношению к сыну вылилось в то, что анализантка поранила себя ножом во время приготовления пищи. И на совместное занятие с сыном появилась с перебинтованной рукой. При появлении следующего мощного приступа тревоги и декларируемом сомнении по поводу повышения платы за анализ анализантка попала в небольшую аварию, пропустила сеттинг, сообщив, что она находится в ГИБДД. Я сказала, что продолжу работу с ней, если пропущенный сеттинг будет оплачен. Сеттинг был оплачен, и мы продолжили дальше. Нужно отдать должное анализантке. Она оказалась готовой услышать, что ребёнок представляет собой симптом семейной системы, что сын воплотил в себе результат конфликтов: конфликт матери с самой собой, конфликт между молодой женщиной и свекровью, конфликт между женщиной и мужем. Её готовность выразилась в том, что несмотря на серьёзные механизмы сопротивления, анализантка не сбежала из анализа. Отчасти смогла принять свою психологическую неготовность быть матерью и продолжила исследование своего психического материала. Мы начали взаимодействие с двух раз в неделю, через два месяца добавили третий раз в неделю. Я немного подняла плату за анализ. В процессе аналитической терапии мы актуализировали такой конфликт, как нехватку внутренней женской структуры в виде не очень доверительных отношений с собственной матерью в детстве. Периодами анализантка обесценивает мою работу, или начинает разговор со слова «нет», или забывает оплатить сеттинг. Складывается впечатление, будто она то принимает «психическую пищу» от меня, то выплевывает. В процессе анализа выяснилось, что кормление грудью мать пациентки прервала на третьем месяце. Сейчас у меня есть гипотеза, что анализантка, не ощутив стабильности и спокойствия при первых взаимодействиях с матерью, обратилась к отношениям с отцовским миром, надеясь укрыться в освоении мужского мира. Например, анализантка часто стремится перехватить инициативу, назначить другое время для анализа, создать ситуацию (прогнуть под себя) так, как видится ей, даже если позже выясняется, что это было не очень удобное решение. В процессе анализа мы выяснили, что у анализантки были серьёзные сомнения по поводу рождения второго ребёнка. Перед рождением сына она занималась реализацией туристических туров и планировала расширять свой бизнес в этой сфере, реализуя «отцовскую часть» своей психики. В процессе анализа выявился серьёзный конфликт со свекровью. Свекровь занималась бизнесом, родила в двух браках сыновей, один из которых «сбежал» от матери в Грузию и не приехал к ней на день рождения. С мужьями женщина не сохранила отношения. Второй сын являлся мужем анализантки. Анализантка ассоциировала на тему, что чувствует себя содержанкой (живет на деньги мужа, ранее зарабатывала сама, реализуя туры), что чувствует себя суррогатной матерью, которую наняли «муж и его мать», для того чтобы она была «инкубатором» для рождения детей для них. У мужа анализантки действительно — сильная связь с матерью, функцию разделения он не выполняет, предпочитая уйти от разговора при возникновении конфликта между женой и матерью с помощью отъезда в командировку или повышения температуры. По словам анализантки, мать для её мужа — это нечто «святое». В процессе построения отношений с мужем, как мы выяснили в процессе анализа, анализантка, в силу слабости своей внутренней структуры, не смогла противостоять напору свекрови, которая навязывала свои правила игры. В итоге анализантка решила бороться со свекровью за внимание своего мужа, присвоив себе роль «святой». То есть, чтобы нравиться своему мужу, нужно стать такой же святой, как его мать. В голове анализантки представление о святости было сравнимо с понятием жертвы или женщины, которая несёт какой-то особый крест. Соответственно, к рождению второго ребёнка анализантка подошла в конфликте с властью свекрови, в конфликте, связанном с рождением второго ребёнка и бессознательной целью обеспечить себе условия существования, в которых она будет «святой» женщиной, несущей особый крест. Можно предположить, что рождённый ребёнок (сын) воплотил все эти конфликты. Поскольку мать амбивалентно относилась к рождению второго ребёнка, он родился через кесарево с двусторонней пневмонией, сразу попал в палату ИВЛ, получал питание и дыхание через соответствующие две трубки. То есть ребёнок, начиная со своего рождения, вынужден бороться за свою жизнь и определяться, жить ему или не жить. Поскольку мать бессознательно хотела обеспечить себе условия, в которых она должна стать «святой», чтобы к ней особенно, как к своей матери, относился муж и все остальные. Соответственно, при рождении «особенного ребенка», которого надо спасать, женщина получила желаемый статус. Также у анализантки накопилось разочарование в мужском поле ко времени появления сына. Напомню, что эта уже пятая пара «мать и дитя», где именно второй мальчик воплощает идеи матери о мужском поле, первые дети рождались относительно здоровыми. Соответственно, мальчик родился у старшей сестры слабенький. Ещё раз отмечу, что мальчик встал и стал интенсивно развиваться на фоне именно «чистого психоанализа». Ранее женщина шла уже по проторенным лекалам «особенных матерей», не выводя ребёнка от остеопатов, массажистов, домашних посещений врачей и выбора нянь, которые справятся с таким трудным ребёнком, сейчас мы три месяца занимались без посещения врачей и других специалистов, что и было отмечено самой матерью словами: «чистота эксперимента». Безусловно, включились описанные выше механизмы сопротивления. С одной стороны, мать ребёнка имела силы принять, что сын явился симптомом семейной системы, с другой стороны, «наказала себя» порезом на кухне и провоцированием аварии и попаданием в «застенки ГИБДД». И тем не менее, в отличие от других матерей, претендующих на звание «особенных», данная анализантка осталась в анализе, несмотря на сопротивление семейной системы: то ребёнку приносили ходунки, то опять приводили к остеопату, то свекровь искала врачей «светил», которые должны помочь внуку, то анализантка хотела найти няню, которая согласится сидеть с особенным ребёнком. У анализантки остались травматичные последствия в виде «синдрома госпитализма» после долгого пребывания в больнице после рождения ребёнка, склонность к изоляции из-за постоянного получения «нарциссической травмы»: расспросы друзей по поводу ребёнка, чувство ущербности на детской площадке среди других матерей. В первые месяцы анализантка отреагировала то, что было связано с полученной травмой. Все-таки женщина была поставлена в совершенно новые для неё условия, где нужно было каждый раз подходить к ребёнку и проверять все трубки, кормить через зонд, сразу разделиться с ребёнком после родов и находиться с ним в разных палатах. И она это прошла. На третьем месяце психоаналитической терапии я подключила совместные занятия с матерью и ребёнком. В отличие от прежних сеттингов, где я делала акцент на сенсомоторном развитии ребёнка, сейчас я делала акцент на взаимодействии матери и ребёнка, применяя теории объектных отношений и идеи британской школы психоанализа. Я организовала процесс так, чтобы было меньше меня. Особенно в прикосновении к ребёнку Я показывала некоторые технические приёмы при взаимодействии с ребёнком, затем предоставляла возможность матери повторить приём. Она обучалась создавать такие обучающие условия для сына, в которых он будет безболезненно сепарироваться. Движения по типу: удерживаю только для того, чтобы подстраховать, пока ребёнок учится новому навыку. Мать осваивала новые словесные паттерны: размыкание связки «мы» на «Я» и «Михаил», при движениях применение терминов: чемпион, мой сынок, мальчик и так далее. Мы уже разговаривали во время сеттинга в психоаналитическом ключе о том, что ребёнок подходит к освоению анальной фазы, значит, движения должны готовить его к освоению горшка, не просто сесть как двигательный навык, но сесть на предмет: стульчик, горшок, используя для сидения не только колени матери. И соответствующий речевой поток, также обсуждали стадию зеркала и совместное взаимодействие матери и ребёнка перед зеркалом. Выяснилось, что ребёнок находит своё отражение в зеркале и различает в нём себя и мать. Последнее сопротивление матери было в отмене двух сеттингов, желании настоять на своем. Но терапия была продолжена, и на первом сеттинге после Нового года мы обсудили, почему были отменены сеттинги. Нужно сказать, что данный клинический случай представляет иллюстрацию, когда в анализ обратились вовремя. Когда психика и матери, и ребёнка достаточно пластичны для того, чтобы вынести перемены и собственные сопротивления. Ребёнку на момент написания статьи — два года, и он быстро навёрстывает упущенные навыки, встает, делает шаги, ползающие движения, различает всех членов семьи, называя их по имени и кратким прозвищам. Меньше запускает реакцию младенческого периода: мальчик встречал плачем любое новое изменение. Мать сотрудничает в терапевтическом процессе: заполняет таблицу, которая позволяет отследить развитие ребёнка по нескольким параметрам. В принципе, ей это интересно, поскольку женщине присуща и сенсомоторная одарённость, и аналитическая одарённость. В заключение можно сказать, что подобные удачи в терапии случаются не так часто и требуют определённого накопленного потенциала со стороны терапевта, когда количество накопленного опыта переходит в качество, и в поле терапевта появляются кандидаты, которые способны исследовать свой психический материал. Кроме того, подобные клинические удачи, когда симптоматика ребёнка разрешается благодаря, в первую очередь, изменениям в материнской фигуре и её способности совершить сепарационный отрыв, показывают значимость казуального подхода к проблеме. Мы проследили, как именно процесс сепарации между материнской фигурой и сыном позволил ребёнку значительно ослабить уровень вторжения невротического симптома в его развитие, ослабил натиск влечений смерти, уступив место Эросу. В ближайшем будущем при сохранении терапевтического альянса в терапии ставится определённая цель, чтобы за два с половиной года женщина научилась выстраивать свои границы, соответственно, и её сын также научился выстраивать границы. Подвести ребёнка к прохождению Эдипова периода, где он определится с полоролевой идентичностью, и его дальнейшая судьба пойдёт по нормальному вектору развития без регрессов и «прибеганий» к невротическому симптому как решению жизненных вопросов.

Пока нет комментариев

Госдума изучит проект об обязательной консультации психолога при разводе

Новую редакцию законопроекта, согласно которому пары, имеющие несовершеннолетних детей, должны пройти консультации у семейного психолога в случае развода, Госдума рассмотрит в декабре в первом чтении, сообщил РИА Новости один из авторов инициативы, депутат ГД Игорь Антропенко.

Соавторами законопроекта выступили вице-спикер ГД Анна Кузнецова, глава комитета ГД по молодежной политике Артем Метелев, сенатор РФ Дмитрий Перминов.

«Законопроект будет рассмотрен в первом чтении в декабре», — сказал Антропенко.

Как сообщал ранее ТАСС, предлагается внести изменения в Семейный кодекс РФ, обязав суды при рассмотрении дел о расторжении брака при наличии взаимного согласия супругов, имеющих общих детей, применять меры к их примирению. Законопроектом предлагается уточнить, что одной из мер примирения супругов может быть получение ими социально-психологической помощи. Также суд предлагается наделить правом назначить срок для примирения супругов в пределах трех месяцев. В настоящее время при наличии взаимного согласия супругов, имеющих детей, суд расторгает брак без выяснения мотивов развода.

Аналогичную норму предлагается распространить на рассмотрение дел о разводах при отсутствии согласия одного из супругов. Суды будут также обязаны применять меры к примирению супругов, в том числе обязывать их пройти психологическую консультацию в том случае, если у них есть общие несовершеннолетние дети.

Также предлагается внести изменения в закон «Об основах социального обслуживания граждан в РФ», установив, что гражданин признается нуждающимся в социальном обслуживании при рассмотрении судом дела о расторжении брака при наличии у супругов общих несовершеннолетних детей, в ходе которого судебное разбирательство отложено в целях примирения супругов.

Пока нет комментариев

Главный признак инфантильности — эгоцентризм. У маленького ребенка его потребности сильно доминируют над всем остальным. Хорошие родители обучают его получать максимально широкое представление о мире и согласовывать свои потребности с потребностями других людей. Это трудно, но именно это обеспечивает удовлетворяющую самореализацию и полноту жизни — умение жить в социуме. Если ребенка этому не научили, он вырастает с крошечным кругозором вокруг своего носа и полагает, что не имеет никакого значения, когда и в какой форме он будет вступать во взаимодействие с другими людьми, чтобы удовлетворять свои потребности. Он полагает, что сам факт, что он с кем-то вступает в контакт, — это уже обязательство других его выслушать, угодить ему и стать для него удобным. Особенно если он платит за это деньги. Он же платит не просто за услуги, а еще за то, чтобы продавец счел честью, что этот человек обратился за услугами именно к нему, а не к кому-то другому. В результате такого отношения деньги приобретают огромную ценность, а человеческие отношения обесцениваются до нуля. Так устроена рыночная экономика, и прямо сейчас мы можем видеть, как гегемон складывается, как карточный домик, за Атлантическим океаном, потому что его население полностью инфантилизировалось. Такой подход катастрофически инфантилизирует население, которое считает теперь, что все ему всё должны, и они за это ничего не должны в ответ. Инфантильный эгоцентризм — это считать, что всем вокруг очень важно, чтобы ты существовал и к ним приходил, что-то у них покупал, с ними дружил и хотел взаимодействовать, и так далее. Инфантильный эгоцентризм — это вера в то, что другие обязаны удовлетворять твои потребности, в какой бы форме ты к ним ни обратился, уважаешь ты их или нет, ценишь ли ты их время и способен ли ты приложить усилия для этого контакта. Не все продается за деньги. Отношение за деньги точно не продается. В нормальном, психологически зрелом обществе. К сожалению, подавляющая часть сегодняшнего поколения людей от рождения до 50 лет полностью инфантильно. Их богом являются деньги, поскольку они считают, что за деньги они купят всё и всех. Они искренне не понимают, когда с ними отказываются взаимодействовать, если они ведут себя, как капризные дети, и полностью игнорируют необходимость самим устанавливать уважительный контакт с другими. Мой способ обходиться с такими людьми — это обозначать им это реальное положение вещей и не взаимодействовать с ними, если они не осознают, что творят ерунду. Я не стану воспитывать инфантилов, потому что инфантилизм — это их проблема, а не моя. Это они должны озаботиться своим развитием, если хотят быть счастливыми. Не я.

Пока нет комментариев

За любым психосоматическим заболеванием стоит способность тела брать на себя функции души. Или способность души делегировать телу те аспекты переживаний, которые кажутся для неё невыносимыми. Можно разобрать общую схему возникновения психосоматических нарушений на примере проблем с позвоночником. "Он все взвалил на свою спину", "пока не переломил хребет" – знакомые выражения, не правда ли? Как правило, так поступают очень ответственные люди, искренне переживающие за результат своей деятельности. Очень часто этим переживаниям сопутствует повышение внутреннего напряжения. Такие люди, как правило, не меняют своих установок повышенной ответственности. Следовательно, напряжение становится хроническим и постепенно трансформируется в соматические симптомы (боль, дискомфорт), а потом и в полноценные психосоматические заболевания. В данном случае обычно возникают проблемы с позвоночником. Мы не сможем напрямую договориться со спиной или с головной болью. Потому, что сознание и тело разговаривают на разных языках: первое использует слова, а второе – ощущения. Невозможно приказать зубу перестать болеть. Можно попробовать попросить. Можно попробовать договориться с мозгом и расслабиться. И вот тогда, на языке ощущений, зуб, возможно, поймет вашу просьбу. Но вероятность того, что это получится, невелика. Есть очень красивая фраза: "Язык оккупировал мозг". Все внутренние диалоги происходят с использованием языка. Следовательно, тело в нем не участвует. Или участвует косвенно и не совсем понятно, каким образом. Считается, что речь – процесс левополушарный. Однако эксперименты Лурии времен Второй мировой войны показали, что правое, эмоциональное, полушарие тоже воспринимает речь. Речь воспринимается на уровне отдельных звукосочетаний. Благодаря этому мы воспринимаем поэзию, мантры, заговоры. Зубы можно заговорить. Мне приходилось использовать русские заговоры против зубной боли для своего сына, когда он был маленьким. Это работает. Но это все симптоматическое воздействие. Хочется понять, как может работать психотерапия в глобальном, глубинном смысле. Постоянно приходится сталкиваться с вопросом "Почему это со мной происходит? Объясните мне, в чем причины моих проблем?". Человеку кажется, что, если я скажу, что–то типа "Ваша депрессия возникла из-за того, что вас в пятилетнем возрасте уронили с балкона", проблема рассосется. Возможно, этому распространенному убеждению мы обязаны психоанализу. Согласно этой концепции в процессе развития и социализации личность проходит ряд критических моментов. Если кризис пройден успешно, то человек развивается гармонично, если – нет, то возникшая дисгармония в развитии способствует накоплению невротических проявлений. Кроме возрастных травм могут быть также травмы, возникшие в результате переживания ситуаций, несущих угрозу для жизни или потери близких. Считается, что в результате переживания травмирующей ситуации возникает очень сильный аффект, который вытесняется в подсознание из-за того, что человек не может его пережить и, как следствие, осознать. Актуализация вытесненного переживания позволяет выпустить негативные эмоции, связанные с ним. Таким образом происходит своеобразная нейтрализация психотравмы. Казалось бы, все просто. Но, на самом деле, эта история несколько сложнее. Как можно отреагировать травмирующую ситуацию младенчества, когда речь, в нашем понимании этого слова, отсутствует? Как мы можем понимать, что отреагируем именно эту ситуацию, а не какую-то другую, подкинутую нашим воображением? Конечно, дыма без огня не бывает, но все же… На наш взгляд, самая главная сложность с отреагированием заключается в другом. Над невротическим ядром, возникшим в детстве, надстраивается огромное количество более поздних связей. Если дерево растет на краю обрыва, оно уже приспособилось к этим условиям, которые со стороны кажутся неприемлемыми для жизни. Что с ним будет, если его пересадить в другую почву и, самое главное, в другой рельеф? Ему придется заново учиться выживать. Поэтому далеко не всегда отреагирование травмирующей ситуации ведет к прогнозируемым изменениям и улучшению качества жизни. Еще более загадочная история происходит тогда, когда без всякого отреагирования нам просто предлагают объяснение источника возникновения всех бед. Что-то типа того, о чем я написала в начале. Мне ни разу не приходилось встречаться с тем, что подобные рационализации кому-то помогли. Совершенно не понятно, что делать с этим знанием. Практические рекомендации, которые часто даются на основании подобных истолкований, часто не связаны с ними напрямую. Если связаны – то человек не в состоянии их выполнить, именно потому, что не знает, как их выполнять. Это и был его запрос. Поэтому выражение "Зри в корень" в контексте практической психологии часто оказывается, как минимум, неполезным. Лучше ориентироваться на ресурс. Прощальное письмо симптому Одним из способов использования языка для адресной активации внутренних ресурсов человека является "прощальное письмо симптому". Прощальное письмо симптому – это прием, предложенный Носсратом Пезешкианом, который можно рассматривать как квинтэссенцию позитивной психотерапии. Основной целью данного эксперимента является выработка у человека принятия симптома. Под симптомом мы понимаем те обстоятельства или личные переживания, которые воспринимаются как травмирующие. Принятие предполагает осознавание роли и места симптома в жизни человека, в результате чего снижается субъективная значимость травмирующей ситуации. Когда нас что-то беспокоит, кажется, что в жизни нет ничего, кроме этого. Письмо позволяет не только научиться рассматривать симптом как часть жизни, но и найти новые способы реагирования на него, активировать ресурсы для качественно нового стиля адаптации к жизни. Это своего рода контрпрограмма для мозга. Например, у подростка есть велосипед. Он с удовольствием им пользуется. Но потом вырастает, и велосипед становится слишком мал для него. Кроме того, старый велосипед не выполняет тех функций, которые необходимы юноше. Он ощущает потребность в новом двухколесном друге и меняет его. Точно так же – у человека были определённые личностные качества, которые его вполне устраивали и позволяли структурировать свою жизнь. Но потом ситуация изменилась, и то, что раньше помогало, превратилось в помеху. Инструкция Представьте, что у вас длительное время был друг – симптом (например, "страдание от неразделенной любви", "созависимые отношения" и т.п.). Общение с этим другом, очевидно, привносило в вашу жизнь что-то важное для вас. Но, как это часто бывает, этот контакт сам себя исчерпал. Вы решили расстаться с этим другом. Сейчас вам надо написать ему прощальное письмо. Ваше послание должно состоять из трех частей. В первой части послания вам надо поблагодарить симптом за то, что он вам давал. Во второй – вам надо обосновать, почему вы решили с ним расстаться, в третьей – описать, как будет складываться ваша жизнь без этого симптома. Какие конструктивные действия вам позволят строить более конструктивные отношения с окружающей средой и другими людьми. Методические комментарии. Обратите внимание на точное название симптома. Оно должно соответствовать самоощущению. Прежде чем собирать текст, желательно тезисно прописать идеи всех трех частей. Очень важно, чтобы текст был максимально конкретным. Желательно избегать общих фраз, типа "благодарю тебя за все хорошее, что ты мне давал", "после того как мы расстанемся, моя жизнь станет безоблачной" и т.п. Необходимо постараться максимально точно указать, какие именно проблемы в жизни симптом помогал решать человеку. В письме важно также объяснить, почему симптом стал ему мешать и какие другие жизненные ресурсы он подключит для того, чтобы справляться с теми ситуациями в жизни, когда симптом был ему необходим. Стилистически, обращаясь к симптому, надо избегать формулировок "Из-за тебя я не могу делать что-либо. Ты мешаешь мне" и т.п. Их стоит заменить на фразы: "С тобой я не делаю что-либо". Тем самым мы избегаем перекладывания ответственности за свою жизнь на симптом. По стилистике текст должен соответствовать эпистолярному жанру. Например: "Здравствуй, мое отсутствие чувства меры! Это – мое прощальное письмо к тебе". И т.д. При этом желательно, чтобы клиент избегал излишних "красот", свойственных этому жанру. Мы далеки от иллюзии возможности исцелять онкологию психотерапевтическими методами. Но, тем не менее, некоторые специалисты считают рак психосоматическим заболеванием. Следовательно, в его зарождении и развитии значительная роль принадлежит психологическому фактору. При составлении письма в случаях психосоматических нарушений есть смысл обращаться не к диагнозу как таковому, а к эмоции, чувству, убеждению или переживанию, которые сопровождают человека, когда он задумывается о болезни. В случае онкологических заболеваний мой опыт показывает, что чаще всего таким разъедающим изнутри чувством является переживание, которое может быть выражено словосочетанием "я виновата". Обратите внимание, не "чувство вины", а именно ощущение "я виновата". Вообще, когда мы пытаемся сформулировать разрушительное убеждение, имеет смысл поиграть словами и подыскать такие, при проговаривании которых будет возникать наиболее сильный эмоциональный или телесный отклик. Текст письма Здравствуй, дорогое моё убеждение "Я виновата"! Я пишу тебе впервые, и это – моё прощальное письмо. Мы много лет были вместе, ты помогало мне, поддерживало меня и было мне нужно. Я благодарна тебе за это время. Ты научило меня смотреть критическим взглядом на себя и свои поступки, научило обращать внимание на самые мелкие мелочи жизни и подмечать все черты моего характера. Благодаря тебе я научилась вникать в проблемы и тревоги других людей, понимать и заботиться о тех, кто рядом. Благодаря тебе я научилась понимать, что уже сделанные мною поступки – свершившийся факт, их не изменить. Научилась анализировать себя, свои мысли и сделанное мною. Ты научило меня структурировать время и давать оценку событиям. И, научившись всему этому, я поняла, что нам пришло время расстаться. Оставаясь с тобой, я не могу в полной мере реализовать себя. Время, структурированное с твоей помощью, – не креативно, расходуется не творчески. Постоянно оглядываясь назад, я показываю будущему спину, лишаю себя возможности ставить себе перспективные задачи. С тобой я нахожусь в иллюзии, что я что-то могу изменить в прошлом, а это невозможно. Копание в прошлом лишает меня возможности развития. А это – путь в никуда. Из-за постоянного осуждения себя и нелюбви к себе я не могу любить и дарить любовь моим близким, потому что не умею. Я благодарна тебе за то, что ты было рядом, но теперь у меня будут другие спутники. Мне нужно многому научиться. Видеть смысл в моих поступках, даже тех, которые мне не нравятся, и извлекать из них опыт. Мне необходимо осознать моё место в жизни других людей. Перестав цепляться за прошлое во имя будущего развития, я смогу принять то, что моё развитие может оказывать на близких различное воздействие. Прощай.

Пока нет комментариев