СМЫСЛ ДРУЖБЫ или почему мы можем вырасти из отношений
Практическая психология
С лучшим другом не должно быть просто, с ним должно быть интересно. Дружите с теми, кто на вас не похож
Социологи подсчитали: чтобы незнакомый человек превратился в лучшего друга, нужно беседовать с ним около 200 часов. Поэтому похожие друг на друга люди редко сходятся — сложновато проболтать столько времени с кем-то вроде себя! Ведь это не коммуникация, а затяжная бессонница, когда лежишь в кровати и ведешь диалог с самим собой. Наш постоянный автор Валентина Петрова разъясняет, как насладиться инаковостью лучшего друга во всей ее полноте.
Ищите в друзья того, кто вроде и любит и думает то же — но совсем на вас не похож.
Единственная цель дружбы — ее процесс. Результатов она не даст, зря надеетесь. Ну, вытащит вас друг из огня и отведет к психиатру, но не для этого же вы с ним дружили? Вам просто нравилось. Чем дольше длится процесс, тем больше чистого удовольствия — поэтому только очень разные люди могут дружить долго и со вкусом.
С лучшим другом не должно быть просто, с ним должно быть интересно. Правильно подобранный лучший друг будет вас постоянно озадачивать.
Это с ума может свести — и слава богу. Но в точке, где вы скажете друг другу «понимаю», экзистенциальное одиночество чуть-чуть ослабнет. Немного, и всё-таки.
У меня тоже есть лучший друг. Мы очень старались. Хотели, но не могли договориться, давили друг на друга, соревновались. Она как-то кинула в меня расческой от злости, я подумала: «Это начало прекрасной дружбы» (а еще подумала: «Вот ведь истеричная сука»). И всё-таки мы сошлись — а спустя десять лет даже приобрели какое-то сходство. С разных концов темперамента пришли навстречу друг другу.
Материал, из которого сделана дружба, со временем не ветшает, а становится крепче. Когда у вас общая юность, еще труднее оторваться друг от друга. Ехали вместе куда-нибудь, спали в одной комнате, потом дополняем воспоминания друг друга: она помнит, как за нами приударил таксист, а я помню пирс, потому что так и не осмелилась с него прыгнуть.
Изучали ассортимент мужчин-проституток в интернете, лучший оказался в Питере. Пропили все деньги, не поехали.
Мы думаем об одном и том же, но по-разному; тренируем искусство передавать свои мысли другому. Ошибаемся, потом объясняемся. А заодно кое-чему учимся. Не очень многому — зато по любви.
Я не понимаю, что ты делаешь
Непохожий на вас друг покажет вам лучшую в мире простую вещь: как не приставать к другим со своими представлениями о том, как осуществлять бытие, — и чужих представлений не брать. Полное духовное воздержание. Когда вы это освоите, то легко справитесь с коллегами, старухами в очереди, ведическими женщинами, наркоманами, бегунами на длинную дистанцию и даже, может быть, со своей бабушкой (хотя последнего не обещаю).
Да, иногда вам захочется заорать. То есть вот лучший друг на заре берет у тебя взаймы, потому что у него совсем кончились деньги, а у тебя — еще не совсем. Вздыхаешь. И отдаешь деньги. У него-то их вообще нет, а у тебя еще есть. Потом друг берет и тратит эти деньги на маникюр. На эротический массаж. Покупает щенка бульдога. Или отпариватель. Ты очень хочешь кричать: «Это я, значит, рассталась со своими планами залечить кариес, потому что это не такая срочная трата, в отличие от идиотского маникюра?» Затем вдыхаешь, выдыхаешь и произносишь: «Слушай, друг, это…. эээ… пошли завтра в парк погуляем».
Очень это полезное упражнение для смирения. Блестящее. Другие люди — не вы и вами никогда не будут, а вы не можете ими управлять, хотя иногда мечтаете, блин, оформить над ними опеку. Просто берете и любите их.
Может, моему лучшему другу хочется заорать каждый раз, когда я начинаю записывать расходы, но она молчит. Доброжелательно. Если может мой друг, можете и вы.
Я не понимаю, что ты чувствуешь
«Я уважаю твое проявление чувств, хотя не понимаю, почему ты проявляешь их этим способом», — вот еще один полезный урок от отличного от вас лучшего друга, который можно было бы купить у психотерапевта по скайпу тысячи за полторы. Когда вашего друга оскорбляют платные парковки и он накричал на дорожный знак, продолжайте любить его. Хотя, конечно, коробит.
Я считаю, что эмоции — как в том плакате про религию — подобны гениталиям: можете уважать их и гордиться, но не показывайте другим людям без запроса. А она, например, так не считает. Моей лучшей подруге потребовался год, чтобы привыкнуть: если я вставляю наушники и включаю плеер — это чистая ярость. Я, впрочем, не лучше. С трудом терплю, чтобы не говорить ей в компании: «Ты сейчас искусственно раздуваешь свои эмоции, ага?» А иногда не терплю.
Всё, что человек может предложить другому человеку (кроме секса и денег), сводится к довольно простым вещам. Во-первых, свою компанию. Во-вторых, милосердие (если выказывать его не сексом и деньгами, а прощением и помощью). Эта мелкая монета в ходу с тех времен, когда и финансового оборота еще не было, — но она никогда не стирается.
Когда милосердие идет против твоих принципов, ты, конечно, немного смущаешься. Потом смиряешься. Потом понимаешь о мире больше. Конечно, мой друг украл шарф, наблевал в шкаф и не пришел на день рождения — но он мой друг. А еще я списал сочинение, изменил родине и убил священника в Рино: у всех есть маленькие страшные тайны — знаешь, что они маленькие, а чувствуешь, что страшные.
Со своим непохожим другом учишься давать милосердие не тем способом, который тебе понятен, а тем, каким его примут, — точно так же, как с иностранцами пытаешься говорить по-английски.
Например, прихожу я в компанию друзей, вдруг расстраиваюсь, потом сорок минут тащусь за ними и плачу. Кто-то пытается меня утешить — ведь так принято делать, когда кто-то ревет. Но мой лучший друг запрещает, она знает: меня нельзя утешать. Возможно, ей неловко, страшно и грустно, когда за ней тащится рыдающий друг. Наверное, ей очень хочется помочь мне каким-то понятным ей способом. Но утешать меня запрещено: оставить в покое — это единственное милосердие, которое можно мне дать.
Если не понимаете, как вести себя со своим чудным лучшим другом, или испугались, помните, что всё это непонятное, иррациональное и безосновательное прилагается к вашему другу: берите всё целиком — или откажитесь от всего сразу. А ваш друг так же согласится на вас, целиком.
Да, кстати, хотела извиниться за эту историю с публичным ревом.
Я не умею, но я научусь
Похожие на меня люди, конечно, думают, как я, — но и поступают так же: никто из них не может меня удивить. Не расскажут такого сюжета, чтобы я от зависти умерла, не пойдут на крутой протест, ни разу не очаровали официанта.
Друг, который не похож на вас, расширяет ваш горизонт. Он делает такие же выводы, но совершенно из других вещей. Он хочет такого странного, что вам даже не понять. Откройте свое сердце веселью: пробуйте танцевать, пить чай, импровизировать на губной гармошке и слушать einstürzende neubauten. Он проведет вас за руку в историю, которую вы и придумать не могли.
Да, иногда мы занимаемся вещами, которые я ненавижу. Она, например, любит спорт. Бегает. Поднимает в помещении с незнакомыми потными людьми симметричные куски железа. Едет на велосипеде далеко. Сплавляется на байдарке. Едет с горы прямо по мерзкому снегу на сноуборде.
Чтобы преодолеть мое отвращение к шевелению вовсе, ушло десять лет. Я знаю, что шевелиться очень полезно: это продлевает нашу никчемную жизнь, — но знаю только в теории. Всё, что выходит за пределы «долго идти ногами», мне глубоко отвратительно. Она убедительнее меня: теперь время от времени она меня, простите, тренирует. Я не просто шевелюсь, а еще признаю ее превосходство — это дается мне еще труднее, чем подтягивания на резинке.
Возможно, я когда-нибудь пробегу марафон. То есть как «пробегу»: буду тащиться за ней, иронизировать (хороший друг мирится с твоими недостатками, например, с «иронизировать»).
Или не пробегу.
Это еще один урок: не слипаться с лучшим другом в чудовище о четырех руках.
Я не хочу тебя терять
С другом, который не похож на тебя, необыкновенно легко разойтись: признать, что ты так ни хрена и не понял, — и уйти. Дружба требует сил, как и всякое стоящее дело в этом мире.
Учился принимать его неряшливость, необязательность и скрытность, понимать жестокость, уважать трусость — и в итоге от всего этого напряжения обозлился.
Тут я даже не знаю, что делать. Честнее было бы отойти в сторону, но, знаете, вам не обязательно дадут вернуться. Может, вы не будете разговаривать полгода или полжизни, потом расскажете другу, как были без него. Как ужасно скучали, как сидели на полу и думали, что такого одиночества еще не знали, а друг наверняка вас забыл. Не звонить было еще сложнее, чем звонить, но что-то вас удерживало. Например, гордыня.
Я не верю, что эти секунды удивительного понимания пропадают бесследно — между тобой и тем, кого когда-то считал лучшим другом, всегда остается их тень.
На крайний случай можно произнести: «А помнишь, когда мы с тобой говорили, мы думали, что никогда-никогда в жизни не перестанем говорить?» Может быть, оно начнется заново. Вы так и не прекращали идти навстречу друг другу, хотя не знали, увидитесь ли еще когда-нибудь и как именно: улыбнетесь ему или сделаете вид, что не заметили уже бывшего друга.
Если человечество погибнет (если вы все куда-нибудь пропадете), она сможет заменить мне весь мир.
Мой лучший друг хочет похожего, но ищет как-то по-другому. Приходит к тем же выводам, хотя совершенно на другой основе. Дай-то бог, чтобы нас заводили совершенно разные мужчины, как-то чуть не погорели на этом.
И мы стараемся прямо говорить друг другу, если что-то ужасно бесит. Тогда можно быстро порешать это и отправиться бухать. Или гулять. А главное — говорить.