Человек, который находится в проживании травмы

Человек, который находится в проживании травмы, не может воспринять никакие экзистенции. В этом смысле терапия «мирного времени» бессильна — человеку в травме нечем ее взять.
То есть человека, который только что выжил после бомбежки бесполезно обращать к осознаваниям страха смерти, экзистенциальной тревожности и вообще к каким-либо осознаваниям.
Потому что лимбическая система (древняя кора мозга), которая становится наиболее активной в травматических событиях и переживаниях, блокирует лобные доли, которыми мы можем оценить и проанализировать ситуацию. Точнее, не блокирует, а просто нет ресурса у мозга функционировать на том же уровне, что и в «мирное время».
«Мирное время» в кавычках, потому что я сейчас говорю не только о последствиях военных действий для психики. Я сейчас говорю о любой травме, а ей может стать и потеря надежды, и смерть близкого, и валом свалившиеся острые события, и ретравматизация (то есть когда отдаленно похожие на травматичные события, актуализируют воспоминания об уже случившейся в прошлом травматизации и человек снова оказывается в проживании травмы. Это как люди, бывавшие под обстрелами, ложатся на землю от хлопка двери, хотя прошло уже много лет после той травмы).
Травма сильнее любой рациональности.
В травме не слышны слова про «все будет хорошо».
Так как травма обращает психику в базовое такое, можно сказать древнее состояние, в работе с травмой помогают только такие же «древние» инструменты.
А именно — телесные ощущения.
Тело — это главный древний партнер мозга. Только через него можно открыть доступ к ресурсам на восстановление.
Это значит, что самая эффективная поддержка для человека в травме — это быть физически рядом.
Поить его горячим сладким чаем.
Держать за руку.
Обращать его к приятным телесным ощущениям.
Я тут недавно ретравматизировалась — просто случайным образом обстоятельства сложились так, что напомнили мне ад из прошлого. И все, пока-пока реальность.
Я снова оказалась в своем аду.
Вокруг меня были люди, которые говорили, что все хорошо. Вокруг меня были терапевты, которые поддерживали и, можно сказать, бились за меня.
Я их слышала, понимала, но будто через вуаль, будто через стекло. Все вижу, а взять поддержку не могу — нечем.
И вот один случайный парень сказал мне фразу, которая меня — прожженного клиента с десятилетиями личной терапии за плечами — пронзила сквозь это стекло.
Этот парень сказал «иди, просто погуляй».
И все — нейронная цепь по выходу из травмы, которую я тренировала много лет на терапии, наконец-то активизировалась.
Я вспомнила, что ведь и правда — это травма. У нее есть границы. Находясь в ней не хочется ничего другого делать, кроме как смотреть в нее до истощения, не отводя глаз, надеясь, что я увижу дно.
Но это ловушка!
У травмы нет дна.
И это значит, что единственный проверенный мной путь — это возврат себя через физические ощущения.
У всех эти «дорожки к себе» разные — для кого-то приятные тактильные ощущения (месить тесто, трогать камушки, упороться в спортзале). Для меня это дорожка к себе — вода. Ледяная вода в озере зимой.
Вкручивание 5-10 километров в бассейне с последующим отмоканием в джакузи.
Сауна.
Массаж с массажистом, которому я доверяю.
Физические объятия.
И твердое знание, что я заболела, а значит не стоит от себя ждать той же производительности и эффективности, что и в ресурсном состоянии.
Чтобы лобные доли заработали, нужно сжечь передоз кортизола.
Нужно через силу заставялть себя обращаться к тому, что приятно — и телу, и глазу.
Нужно не ждать мгновенного результата — иногда нужны месяцы дисциплинированной добычи радости и физических ощущений, прогулок по лесу, чтобы начало отпускать.
Травма — это состояние затянувшейся панической атаки и бесполезно обращать взор к экзистенциям и здравому смыслу.
Травма — это мобилизация базовых инстинктивных реакций на опасность, которая может продолжаться до тех пор, пока этот процесс не прервется реальностью, которая сильнее по ощущениям, чем сама травма.
Травма — это очень быстро истощающее состояние психики.
И если вы хотите поддержать человека, который находится в травме, ему не надо ничего умного не говорить.
Ваши объятия, стабильность отношений (хотябы на период переживания травматического события или ретравматизации), ваша организация впечатлений от приятной реальности помогут другому куда сильнее, чем ваша широкая душа, умные филосовские измышления и устная деликатная поддержка.Человек, который находится в проживании травмы, не может воспринять никакие экзистенции. В этом смысле терапия «мирного времени» бессильна — человеку в травме нечем ее взять.
То есть человека, который только что выжил после бомбежки бесполезно обращать к осознаваниям страха смерти, экзистенциальной тревожности и вообще к каким-либо осознаваниям.
Потому что лимбическая система (древняя кора мозга), которая становится наиболее активной в травматических событиях и переживаниях, блокирует лобные доли, которыми мы можем оценить и проанализировать ситуацию. Точнее, не блокирует, а просто нет ресурса у мозга функционировать на том же уровне, что и в «мирное время».
«Мирное время» в кавычках, потому что я сейчас говорю не только о последствиях военных действий для психики. Я сейчас говорю о любой травме, а ей может стать и потеря надежды, и смерть близкого, и валом свалившиеся острые события, и ретравматизация (то есть когда отдаленно похожие на травматичные события, актуализируют воспоминания об уже случившейся в прошлом травматизации и человек снова оказывается в проживании травмы. Это как люди, бывавшие под обстрелами, ложатся на землю от хлопка двери, хотя прошло уже много лет после той травмы).
Травма сильнее любой рациональности.
В травме не слышны слова про «все будет хорошо».
Так как травма обращает психику в базовое такое, можно сказать древнее состояние, в работе с травмой помогают только такие же «древние» инструменты.
А именно — телесные ощущения.
Тело — это главный древний партнер мозга. Только через него можно открыть доступ к ресурсам на восстановление.
Это значит, что самая эффективная поддержка для человека в травме — это быть физически рядом.
Поить его горячим сладким чаем.
Держать за руку.
Обращать его к приятным телесным ощущениям.
Я тут недавно ретравматизировалась — просто случайным образом обстоятельства сложились так, что напомнили мне ад из прошлого. И все, пока-пока реальность.
Я снова оказалась в своем аду.
Вокруг меня были люди, которые говорили, что все хорошо. Вокруг меня были терапевты, которые поддерживали и, можно сказать, бились за меня.
Я их слышала, понимала, но будто через вуаль, будто через стекло. Все вижу, а взять поддержку не могу — нечем.
И вот один случайный парень сказал мне фразу, которая меня — прожженного клиента с десятилетиями личной терапии за плечами — пронзила сквозь это стекло.
Этот парень сказал «иди, просто погуляй».
И все — нейронная цепь по выходу из травмы, которую я тренировала много лет на терапии, наконец-то активизировалась.
Я вспомнила, что ведь и правда — это травма. У нее есть границы. Находясь в ней не хочется ничего другого делать, кроме как смотреть в нее до истощения, не отводя глаз, надеясь, что я увижу дно.
Но это ловушка!
У травмы нет дна.
И это значит, что единственный проверенный мной путь — это возврат себя через физические ощущения.
У всех эти «дорожки к себе» разные — для кого-то приятные тактильные ощущения (месить тесто, трогать камушки, упороться в спортзале). Для меня это дорожка к себе — вода. Ледяная вода в озере зимой.
Вкручивание 5-10 километров в бассейне с последующим отмоканием в джакузи.
Сауна.
Массаж с массажистом, которому я доверяю.
Физические объятия.
И твердое знание, что я заболела, а значит не стоит от себя ждать той же производительности и эффективности, что и в ресурсном состоянии.
Чтобы лобные доли заработали, нужно сжечь передоз кортизола.
Нужно через силу заставялть себя обращаться к тому, что приятно — и телу, и глазу.
Нужно не ждать мгновенного результата — иногда нужны месяцы дисциплинированной добычи радости и физических ощущений, прогулок по лесу, чтобы начало отпускать.
Травма — это состояние затянувшейся панической атаки и бесполезно обращать взор к экзистенциям и здравому смыслу.
Травма — это мобилизация базовых инстинктивных реакций на опасность, которая может продолжаться до тех пор, пока этот процесс не прервется реальностью, которая сильнее по ощущениям, чем сама травма.
Травма — это очень быстро истощающее состояние психики.
И если вы хотите поддержать человека, который находится в травме, ему не надо ничего умного не говорить.
Ваши объятия, стабильность отношений (хотябы на период переживания травматического события или ретравматизации), ваша организация впечатлений от приятной реальности помогут другому куда сильнее, чем ваша широкая душа, умные филосовские измышления и устная деликатная поддержка.