16 сентября 2024
Проходит много лет, прежде чем мы можем робко присвоить себе то, что именно мы, возможно, самые здоровые члены больной семейной системы. Но за долгие годы существования в ней уверились, что самые ненормальные.
Мы систематически предпринимаем попытки вернуть себе нормальность. А само ощущение нормы у нас очень искажено, потому что изначально у нас нет других линз, кроме родительских. И нужно время, чтобы смутное ощущение «я так чувствую и живу» стало громким голосом нашего Я, которое способно противостоять внешним оценкам и твердо говорить: «Со мной все в порядке. Просто тут нормальность угрожает всем остальным».
Тогда происходит революция внутри. Болезненная, но исцеляющая психику. Нам чрезвычайно трудно признать, что наша семейная система больна. И что наше желание исцелиться – не предательство, а акт любви, служащий ей. Мы бьемся, чтобы дать шанс всей системе выздороветь. Ценой своих нервов, тревоги, страхов, стыда и вины делаем большую работу для родных. Это важно увидеть.
И отступить.
Потому что закономерно возникает желание прийти здоровым в свой род и начать лечить их. Редкая Красная Шапочка не закинется тут в грандиозность: «Сейчас я поработаю над собой и приду вас исцелять. Ради вашего же блага и из моей верности семейной системе».
И тут снова даже не дверь, а ворота в безумие. Потому что попытки будут проваливаться, а ценой станет собственная плохость и ненормальность, которую будут перевешивать на Шапочку же.
Мы теряем много времени, прежде чем совершаем следующий шаг: «Я нормальная и пошла на выход. Оставляю вас тут с вашим выбором. Ибо я задолбалась».
Кстати! Из какой бы исходной точки мы ни шли к своей психической сепарации, выход в собственную свободу всегда будет именно там – за дверью с надписью «Бессилие».
«Как бы я ни билась, не могу получить от вас того, что даст мне больше опор, уверенности и безопасности.
Как бы я ни старалась, не сумею вас переделать.
Как бы я ни пыталась, вы не станете теми, кто мне нужен для того, чтобы я могла уйти от вас.
Как бы я ни объясняла, вы останетесь глухи, слепы и даже глупы.
Как бы я ни исцеляла, вы будете прятаться в болезнь, потому что вам так спокойнее.
Но я ухожу. Потому что больше не могу платить своей жизнью за ваше выздоровление, счастье, покой, удовлетворение и самооценку.
И я в этом нормальна!»
"Мой психотерапевт говорил со мной усталым голосом. Да и в целом выглядел уставшим. И я подумал: наверное, я уже утомил его этими своими историями. Ему, видимо, надоело слушать одно и тоже каждую нашу встречу, ему скучно и неинтересно со мной.
И мне стало ужасно стыдно."
⠀
"Мой психотерапевт говорил со мной усталым голосом. Да и в целом выглядел уставшим. И я подумал: какой-то он слишком печальный, как для психолога. Чем он вообще сможет мне помочь, если сам сидит вот такой весь замученный, наверное, проблемы какие-то, с собой разобраться не может, а пытается тут мне что-то рассказывать.
Я почувствовал разочарование и больше не приходил на терапию."
⠀
"Мой психотерапевт говорил со мной усталым голосом. Да и в целом выглядел уставшим. И я подумал: да какого чёрта? Почему я вообще должен наблюдать эту кислую мину? За что я плачу деньги? Устал, так не работай вообще, к чему эта демонстрация, можно подумать я не устал после работы тащиться сюда по пробкам. Старый козёл, сидит и бесит прям!
И я так разозлился, что ушёл, хлопнув дверью, и забыл оплатить встречу."
⠀
"Мой психотерапевт говорил со мной усталым голосом. Да и в целом выглядел уставшим. И я подумал: бедненький! Наверное это нелегко, целыми днями выслушивать про чужие сложности и проблемы, как же он живёт вообще.
И я стал рассказывать ему смешные весёлые истории, улыбаться и говорить о том, как наша работа отлично помогает мне и как всё хорошо складывается. Так и не рассказав о том, что накануне мой любимый питомец попал в больницу и я не спал из-за этого всю ночь. В другой раз расскажу."
⠀
"Мой психотерапевт говорил со мной усталым голосом. Да и в целом выглядел уставшим. И я подумал: ну да, вечер пятницы. Сложная выдалась неделя. Да я и сам порядком устал и потрепался за эти дни.
И я стал говорить о своей усталости и вдруг заметил, что это я говорю усталым голосом, да и в целом, чувствую себя уставшим. А мой терапевт всё ещё остаётся спокойным и доброжелательным."
⠀
"Мой психотерапевт говорил со мной усталым голосом. Да и в целом выглядел уставшим. И я подумал: здорово, что он может так спокойно и естественно быть собой и не скрывать своё состояние.
И я расслабился, и вдруг отчаянно зарыдал. Потому что мне уже очень давно хотелось это сделать."
Замороженная сексуальность.
В инцестуозной семье нет прямого инцеста, но родители ведут себя с ребенком соблазняюще, как совратители (обычно, родители и сами вышли из таких инцестуозных семей). Что происходит при этом с ребенком? Он испытывает соматическое перевозбуждение.
Травма – это и есть соматическое возбуждение, которое невозможно переработать. Этот травматизм вызван соблазнением: грубым столкновением ребенка с эдиповой ситуацией (образно говоря, родители затаскивают ребенка к себе в спальню и заставляют его наблюдать или участвовать в своей интимной жизни )
Важно понимать, что у ребенка при этом не оказывается возможности фантазировать, мечтать. Обычные дети могут за дверями родительской спальни (куда им доступ родителями закрыт), помечтать и пофантазировать о том, чем занимаются там родители, поревновать их, погоревать о том, что они за дверьми, что их не любят , могут проигрывать свои фантазии о родительских отношениях в играх с другими детьми. И это хорошо, поскольку так постепенно формируется и развивается их собственная сексуальность. А совращенному ребенку невозможно мечтать, поскольку,( если, например, взять мальчика),мама, которую он хотел бы «отбить» у папы уже и так в его постели. О чем мечтать тут? Он лишь подумал об этом и оказался в ее постели. Отсюда алогичное детское убеждение во всемогуществе мысли : мысль = действию. И вывод: думать о том чего нельзя, или о том, кого нельзя невозможно, поскольку мысли материализуются (хотел маму - получил, или хотел, чтоб папа исчез из маминой постели - и он исчез оттуда!). Фантазии моментально прекращаются. Эти дети не играют «в доктора» и не снимают друг перед другом трусики. Они часто похожи на маленьких профессоров - очень умненькие и правильные.Став взрослыми, они ,обычно, идут в профессии, которые связаны с контролем за соблюдением закона : юристы, милиционеры, психологи. Это происходит оттого, что их родители в детстве нарушали закон по отношению к ним - закон " табу на инцест".
Родители не оставляют совращенному ребенку пространства в отношениях, а потому у него в голове и фантазий сексуальных не возникает, которые должны быть в норме. Ему все «дается» («брошено в морду»), но слабое детское Я, совершенно одиноко и воспринимает все происходящее как фрустрацию – ужас и угрозу, к которой он неподготовлен. Он не хочет ни видеть этого, ни слышать, он не может думать об этом, поскольку все это вызывает жуткое перевозбуждение соматическое и представляет угрозу его нарциссической целостности (потеря себя, сумасшествие). В этой ситуации ребенок не может построить эдипов треугольник: любящая друг друга пара (папа и мама) и ребенок исключенный из их взрослых любовных отношений. Родители не исключают его из отношений, а располагают между собой. Он не может, как ребенок из семьи с нормальными отношениями родителей, пережить свои собственные эдиповы желания к родителям, «проходя» через треугольные отношения: опираясь на любовь одного из родителей, перерабатывать враждебность к другому и наоборот, что помогает постепенно отказаться от любви к родителям и отправиться искать свою любовь за пределы семьи.
Травмируется сексуальность ребенка: он будет вынужден удалять из сознания любые проявления сексуального напряжения и агрессии (и на агрессию, и на сексуальные желания из-за отношений с родителями наложен запрет). Этот травматизм немедленно замораживает нормально начавшееся психосексуальное развитие ребенка и с 2-х лет вгоняет в фазу латентности, которая может тянуться бесконечно долго, иногда всю жизнь. Особенно характерно это для женщин, что проявляется в очаровательной незрелости. Для женщин вполне обычны здесь последствия в виде вагинизма, аноргазмии, а для мужчин – в импотенции, либо в беспорядочных сексуальных отношениях (как гетеросексуальных, так и гомосексуальных) и невозможности устойчивых близких взаимоотношений.
КАК Я СТАЛА ЭГОИСТКОЙ И НАЧАЛА ЖИТЬ
«Жить для себя» — пугающая многих фраза. Последствия известны: порок, разврат, деградация. И куда-то там, прямо по скользкой дорожке... Но однажды я призналась себе, что моя жизнь часто мне не принадлежит. Что в ней так много «надо» и так мало «хочу». Чувство долга лежало на моих мечтах и планах каменной плитой, а я все пыталась выдать ее за скрижали.
И я решила — хватит! Надоело превращать свою душу и жизнь в свалку радиоактивных отходов. Надоело, словно робкий проситель, шаркая ножкой, объяснять, как я посмела поставить свои интересы выше интересов других. Пора жить для себя. Выбирать радость, а не зубовный скрежет и самогипноз. Жить по любви, а не по требованию.
Так начался мой возмутительный, асоциальный год в режиме здорового эгоизма. «Здорового» или лучше «разумного» — спасительная оговорка, благодаря которой окружающие не сразу распознавали во мне отщепенца и нарушителя общественного порядка вещей. Ведь многие уверены, сначала сгрызи десять железных хлебов, стопчи десять железных башмаков, хлебни лиха, а потом, если хватит сил и здоровья, пожалуйста — живи для себя.
Но я начала без промедлений.
Один в поле
Вначале было страшно. Идеологически я была не подкована, и все держалось на смутной, но твердой уверенности, что так будет лучше. Казалось, будто ухожу в одиночную кругосветку на надувном банане. Не знала, выдержит ли моя собственная обшивка девятый вал «долженствований», чьих-то ожиданий и проекций. Становиться изгоем, наклеив на себя ярлык «эгоист», пусть даже и разумный, совсем не хотелось. Но я понимала, для меня это единственный путь к свободе.
Мой план стал для окружающих аттракционом невиданной нахальности. Ведь я вышла из игры, в которой запрещено оспаривать право на собственную жизнь. Я перестала извиняться за свои желания и планы, оправдываться и чувствовать себя виноватой за то, что хочу быть счастливой, спокойной и самой распоряжаться своим временем.
Из жилетки — в скафандр
Первым делом я решила торжественно перекрыть кран, из которого в мою жизнь стекались жалобы, причитания, тоскливые монологи и ненавистнические тирады. Я люблю своих родственников, обожаю подруг, ценю коллег и уважаю пожилых соседей. Но это не значит, что их многочасовые исповеди в стиле «как страшно жить», «все в дерьме, а я в белом смокинге» или «представь, этот гад мне так и не перезвонил» должны быть частью моей жизни. Я сняла со своей двери вывеску «Энергетический донор. Прием круглосуточно». И это стало актом гражданского неповиновения. «Как?! Тебе не интересны подробности чьей-то семейной жизни, болезни, хандры или маниловских планов? Ты не хочешь слушать заигранную пластинку подруги о ее (в который раз) разбитом сердце? Ведьма! Сжечь ее!»
Когда я мягко, но решительно прерывала попытки упаднических излияний словами: «Мне кажется, эта тема неприятна ни тебе, ни мне. А расскажи лучше про...», у меня от ужаса замирало сердце. Думала, вот сейчас посыплются обиды и обвинения в душевной черствости. Но, удивительно, моя готовность слушать о хорошем была сигналом это хорошее вспомнить и начать о нем говорить. И главное, это освободило меня саму от привычки жаловаться и ныть. Ведь, отказавшись выслушивать мрачные истории, мне и самой расхотелось такие истории сочинять и рассказывать.
Да, я говорю вам «нет»
Потом было самое сложное. Начать пользоваться неэтичным, ненормативным словом «нет». Обычно я соглашалась на любую более или менее слезную просьбу. Застенчивость, подкрепленная страхом обидеть, вертела мною как угодно. Было неловко разрушать образ, который я создала в глазах окружающих. Так и билась в силках, которые сама же и расставила. Но стоило первому серьезному «нет» слететь с языка, меня было уже не остановить. Знакомые были шокированы так, будто я на их глазах проглотила живого кролика.
Мечтала жить по принципу «драмкружок, кружок по фото, а мне еще и петь охота», а в реальности я все свободное время работала на добровольно-безвольных началах. Замещала замов, подменяла сменщиков, водила по магазинам чьих-то родственников из Ухты, сидела с детьми своих праздных подруг, пока те мариновались в спа-салонах, выгуливала фикусы и поливала собак. Из мальчика на побегушках можно легко дослужиться до раба на галерах. Но я сказала этой заманчивой карьере «нет».
Со временем я научилась отделять зерна от плевел, а зачастую, и плевков. Понимать, где просьба о помощи — реальна, а где — обычная манипуляция и бытовой паразитизм. Справедливое «нет» стало для меня стальным каркасом, который не позволял прогибаться, мямлить и забывать о себе.
Все свободны!
Утверждение «никто никому ничего не должен» звучит хорошо, но на практике едва ли выполнимо. Отказаться от роли вечного должника, обязанного уступать и угождать, было не так трудно, как самой перестать требовать и покушаться на свободу воли других людей. Почти как у Пелевина, я готова была носить с собой английскую булавку и колоть себя всякий раз, когда начинала командовать чьей-то жизнью, думая, что я-то лучше знаю.
В долговой яме были и мои отношения. Они чахли от взаимных «я тебе все, а ты мне ничего». Ведь ожидания и требования могут обескровить и любовь, и дружбу. Это неравенство я решила, как в математике. Приняла условия как необходимые и достаточные. Прекратила выпрашивать подачки для своего эго и бесноваться от того, что мой возлюбленный не играет по моему сценарию. Однажды я вышла на поле боя наших эго в качестве парламентера. Мы просидели на кухне всю ночь, выпили три литра кофе, честно поговорили обо всем и на утро подписали пакт о признании у друг друга права быть собой. Мы просто сбежали с пыльных подмостков вечной драмы. На волю, в пампасы.
Сейчас, как только подступает обида, что кто-то не позаботился, не уделил внимания, не выполнил просьбу, хотя вроде как должен, я шепчу, словно мантру: «Все свободны!».
Связи, а не цепи
Желание признания и боязнь быть отвергнутым — штуки коварные. Всю жизнь я обрастала знакомыми, словно в страхе перед холодами набрасывала на себя одно ватное одеяло за другим. И в какой-то момент почувствовала, что едва могу дышать. Они душили меня, не давали двинуться с места, убаюкивали, усыпляли. Да и как сбросить их, ведь они такие теплые и милые. Но разумный эгоист не боится быть социально обнаженным, не прячется от жизни за спинами многочисленных полудрузей и нянек-родственников. А на вопрос «Сколько у тебя друзей вконтакте?» он спокойно отвечает: «Два». Стать лучшим другом самому себе, быть себе интересной, нужной, вдохновляющей. Ведь, по сути, мы все одиноки. Но хуже всего, когда у тебя нет даже тебя самого.
Пространство для личного
Честно скажу, начиная свой «эгоцентристский» год, я готовилась к гордому одиночеству в сети и в реальности. Презрительное шипение «эгоисссстка», как счетчик Гейгера, обозначало зону, зараженную непониманием. Я отдалялась от нее все дальше, и привычная жизнь казалась необитаемой и просторной. Но природа не терпит пустоты. Очень скоро мой микрокосмос наполнился делами и людьми, которым я с радостью начала отдавать с таким трудом отвоеванную себя.
Времени, спасенного от бездарных обязанностей и вампирических отношений, совсем не жалко для тех, кому это по-настоящему нужно. И это не поза, и не благотворительность. Это тоже эгоизм. Ведь я делаю это прежде всего для себя и своей души. Подозреваю, что разумный эгоист превращается со временем в разумного гуманиста. Сама я лишь в начале этой эволюции, но хвост уже отвалился.
