Трансформация боли в красоту

Трансформация боли в красоту ©️ Джанни Франчесетти — так можно назвать то, что происходит в процессе психотерапии. Но вообще (и особенно сейчас) это еще и то, что вынуждены делать все мы, и за пределами терапии тоже.

Психопатологическое страдание Франчесетти понимает как «отсутствие» на границе контакта, как анестезию границы контакта. Боль — это то, что было анестезировано с помощью психопатологического приспособления, став страданием. Боль — это то, что должно появиться на границе контакта при помощи терапевта, чтобы, будучи разделенным и признанным, _трансформироваться_ в красоту.

Сейчас процитирую Франчесетти (для коллег, главным образом), а потом попробую сказать шершавым языком плаката.

«Задачей терапевта не является ни стратегическое или перформативное изменение болезни, ни игра в то, что его вызывало; его задача – поддержать появление психопатологического поля и осознавать наличие отсутствия. Это превращает отсутствие в присутствие. Осознавать наличие отсутствия означает: уловить боль клиента и позволить себе быть этой болью затронутым – его невероятной усталостью от необходимости так долго ее выносить, его усталостью от ощущения этой боли и даже его прошлой и настоящей усталостью от попыток не чувствовать, анестезировать ее. Когда все это актуализируется в текущем поле и клиент переживает все это вместе с терапевтом, оба полностью присутствуют и осознают наличие отсутствия, а поле опыта больше не является психопатологическим – по крайней мере, в этот момент, в нем нет отсутствия. Именно в этот момент, сиюминутный и перманентный, проявляется преобразующая красота настоящего контакта. Именно в этот момент мы наблюдаем то, что Маргарита Спаньоло Лобб (Margherita Spagnuolo Lobb (2013a)) и я (Francesetti 2012, 2014) отнесли к трансформации в терапии: через признание боли клиента, и благодаря подразумевающейся в этом терапевтической любви, нам предстает красота и трансформационная сила взаимодействия. Эта концепция предлагает социальное основание для парадоксальной теории изменения Бейссера (Beisser, 1970), в то время как желание изменить ситуацию или клиента препятствует полному контакту с происходящим и человеком – таким, какой он есть – и таким образом препятствует проявлению отсутствия и содержащейся в нем боли.» ©️ Дж. Франчесетти.

О чем же говорит Франчесетти, если попробовать свести мысль к простым тезисам (а это само по себе сложно и в любом случае — условность, когда речь о таком сложном процессе)?

О том, что психическое страдание, психическая патология — это не боль, но омертвение. Это невозможность встретиться с болью и прожить ее. В пределе это кусочек смерти. Омертвевшая от длительной анестезии психическая ткань.

Переживание, боль — это возвращение к жизни.

Когда мы сталкиваемся с непереносимым горем, страхом или тревогой, кажется, что это может нас убить (и оно правда может оказаться не выносимым для проживания в одиночку). И тогда психика убивает кусочек себя. Как попавший в капкан зверь отгрызает лапку, чтобы спастись. Диссоциирует, — говорят психологи.
Это более сложный процесс, на самом деле, но я обещала говорить просто.

Если боль приходит раз за разом, психика отгрызает кусочек за кусочком. Спасая себя, но формируя этим психопатологическое страдание в спектре от невроза до психоза.

Жизнь возвращается с болью. Как кровь в затекшую конечность.

Но жизнь сможет вернуться, только если создать условия для переживания этой боли — такой сильной, что когда-то психика с ней не справилась, и теперь даже смотреть в ту сторону не в силах.

Для проживания этой боли нужен попутчик. Тот, кто разделит. Тот, на кого можно опереться. Тот, с кем рядом возможно это пережить.

Так пустота, возникшая на месте вытесненной когда-то боли, «ничто», «онемение», «отсутствие» заполняется вернувшимся переживанием, болью, «реальностью», «присутствием», проживается и трансформируется.

Становится свободой или новым ресурсом, отторгнутой когда-то частью самости, энергией, силой, знанием, опытом.

Красотой человеческого контакта, превозмогшего ужас.

«The false God changes suffering into violence. The true God changes violence into suffering» / «Бог ложный превращает страдание в насилие. Бог истинный превращает насилие в страдание», — пишет Simone Weil в «Gravity and Grace» (1952).

Попытка получить доступ к собственному когда-то испытанному и анестезированному страданию заставляет насильника мучить свою жертву, чтобы через нее вернуть и прожить отторгнутое.

Раскаяние и искупительное страдание возвращает насильника в мир людей.

Насилие или передается дальше, или останавливается неимоверным усилием и личным ростом, останавливается на себе.
Боль передается до тех пор, пока не будет избыта, переработана, трансформирована.

Но почти всегда для этого нужен рядом надежный, устойчивый, поддерживающий, не осуждающий другой. Чтобы с его помощью все-таки пережить то, что, как кажется, убьет, если дать себе его почувствовать.

«Если Бог всемогущ, почему хорошие люди вынуждены страдать?» — кто не задавал этого вопроса?

«Без тьмы нет света», «без зла нет добра» — кто только не писал и не говорил об этом: писатели, поэты, философы, религиозные и светские мыслители.

Пишет об этом, ссылаясь на них, и Франчесетти.

Отвлекаясь от терапевтического контекста на философский, он говорит о том, что, возможно, без боли не будет и того, во что мы ее вынужденно перерабатываем, если осмеливаемся и справляемся.

Что в этом процессе трансформации боли создается та уникальная форма любви, которую способны создать лишь существа, не наделенные всемогуществом, но подверженные ограничениям, а потому вынужденные сталкиваться со страданием, — люди.

И что, быть может, в этом и заключается смысл существования человечества. В дистилляции любви из страданий. ©️

Мысль столь же спорная, сколь красивая. И может вызывать возмущение, грусть, бессилие, протест, возражения. Да чего там, еще и по-разному можно эту картинку интерпретировать.

Но что она со всей очевидностью может дать нам сейчас — это смысл, который поможет пережить этот трэш, встретившись с теми чувствами, что он у нас вызывает. Трансформировать боль, а не передать ее дальше.

То, что все мы так или иначе вынуждены делать в этой жизни.
То, в чем мы можем друг другу помочь, потому что в одиночку эта задача зачастую невыполнима.