
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ
30 сентября 2025
Эрих Фромм: «Рыночный характер» и «кибернетическая религия»
Самым важным для понимания характера и тайной религии современного человеческого общества является то изменение в социальном характере, которое произошло за период до второй половины XX столетия. Авторитарный, одержимый, накопительский характер, развитие которого началось в XVI веке и который продолжал преобладать в структуре характера, по крайней мере средних классов общества, до конца XIX века, медленно уступал место рыночному характеру.
Я назвал это явление рыночным характером, потому что в этом случае человек ощущает себя как товар. Живое существо становится товаром на «рынке личностей». Один и тот же принцип определения стоимости действует и на рынке личностей и на товарном рынке: на первом продаются личности, на втором — товары. В обоих случаях стоимость определяется их меновой стоимостью.
Так как успех зависит главным образом от того, как человек продает свою личность, то он чувствует себя товаром или, вернее, одновременно продавцом и товаром. Человека не заботят ни его жизнь, ни его счастье, а лишь то, насколько он годится для продажи.
Цель рыночного характера — полнейшая адаптация, чтобы быть нужным, сохранить спрос на себя при всех условиях, складывающихся на рынке личностей. Личности с рыночным характером по сравнению, скажем, с людьми XIX века не имеют даже своего собственного «я», на которое они могли бы опереться, ибо их «я» постоянно меняется в соответствии с принципом «Я такой, какой я вам нужен».
Люди с рыночным характером не интересуются (по крайней мере сознательно) такими философскими или религиозными вопросами, как «для чего живет человек?» и «почему он придерживается того, а не иного направления?». У них свое гипертрофированное, постоянно меняющееся «я», но ни у кого нет «самости», стержня, чувства идентичности. «Кризис идентичности» — этот кризис современного общества — вызван тем фактом, что члены этого общества стали безликими инструментами, чувство идентичности которых зиждется на участии в деятельности корпораций или иных гигантских бюрократических организаций. Там, где нет аутентичной личности, не может быть и чувства идентичности.
Люди с рыночным характером не умеют ни любить, ни ненавидеть. Эти «старомодные» эмоции не соответствуют структуре характера, функционирующего почти целиком на рассудочном уровне и избегающего любых чувств, как положительных, так и отрицательных, потому что они служат помехой для достижения основной цели рыночного характера — продажи и обмена, — а точнее, для функционирования в соответствии с логикой «мегамашины», частью которой они являются. Они не задаются никакими вопросами, кроме одного — насколько хорошо они функционируют, — а судить об этом позволяет степень их продвижения по бюрократической лестнице.
Поскольку люди с рыночным характером не испытывают глубокой привязанности ни к себе, ни к другим, им абсолютно все безразлично, но не потому, что они так эгоистичны, а потому, что их отношение к себе и к другим столь непрочно. Этим, возможно, также объясняется, почему их не беспокоит опасность ядерной и экологической катастрофы, несмотря даже на то, что им известны все данные, свидетельствующие о такой угрозе.
Удивительно, почему современные люди так любят покупать и потреблять, но совсем не дорожат тем, что приобретают. Наиболее правильный ответ на этот вопрос заключается в самом феномене рыночного характера. Отсутствие привязанностей у людей с таким характером делает их безразличными и к вещам. И, пожалуй, единственное, что имеет для них какое-нибудь значение, — это престиж или комфорт, которые дают эти вещи, а не сами вещи как таковые. В конечном счете они просто потребляются, как потребляются друзья и любовники, поскольку и к ним не существует никаких глубоких привязанностей.
Цель человека рыночного характера — «надлежащее функционирование» в данных обстоятельствах — обусловливает его рассудочную в основном реакцию на окружающий мир. Разум в смысле понимания является исключительным достоянием Homo sapiens; манипулятивный же интеллект как инструмент достижения практических целей присущ и животным, и человеку. Манипулятивный интеллект, лишенный разума, опасен, так как он заставляет людей действовать таким образом, что это с точки зрения разума может оказаться губительным для них. И чем более выдающимся является неконтролируемый манипулятивный интеллект, тем он опаснее.
Преобладание рассудочного, манипулятивного мышления неразрывно связано с атрофией эмоциональной жизни. А поскольку эмоции не культивировались, считались ненужными и рассматривались скорее как помеха для оптимального функционирования, они остались неразвитыми и так и не смогли превзойти уровня эмоционального развития ребенка. Поэтому лица с рыночным характером чрезвычайно наивны во всем, что касается эмоциональной стороны жизни. Их могут привлекать «эмоциональные люди», однако в силу своей наивности они часто не могут определить, являются ли такие люди естественными или фальшивыми. Вот почему так много обманщиков и мошенников добиваются успеха в духовной и религиозной сферах жизни; вот почему политики, изображающие сильные эмоции, очень привлекают людей с рыночным характером и почему последние не могут отличить подлинно религиозного человека от того, кто просто демонстрирует глубокие религиозные чувства.
Конечно, термин «рыночный характер» отнюдь не является единственным термином, описывающим этот тип личности. Для характеристики его можно было бы также воспользоваться термином отчужденный характер; люди с таким характером отчуждены от своего труда, от самих себя, от других людей и от природы. Используя психиатрический термин, человека с рыночным характером можно было бы назвать шизоидным, однако такой термин может ввести в заблуждение, так как шизоидная личность, живя среди других шизоидных личностей и успешно функционируя, не испытывает чувства беспокойства, которое свойственно ей в более «нормальном» окружении.
Этой общей структуре характера соответствует «кибернетическая религия» рыночного характера. За фасадом агностицизма или христианства скрывается откровенно языческая религия, хотя люди и не осознают ее как таковую. Эта языческая религия с трудом поддается описанию, ибо такое описание возможно лишь на основе того, что люди делают (и не делают), а не на основе их сознательных размышлений о религии или догмах той или иной религиозной организации. Самым поразительным на первый взгляд является то, что человек превратил себя в бога, потому что он обрел техническую возможность создать второй мир вместо того мира, который, как утверждает традиционная религия, был впервые создан Богом. Можно сформулировать эту мысль иначе: мы превратили машину в бога и, служа машине, стали подобны богу. Не важно, какую формулировку мы выберем: важно то, что люди, находясь в состоянии наивысшего реального бессилия, воображают, будто стали благодаря науке и технике поистине всемогущими.
И чем в большей изоляции мы оказываемся, чем менее эмоционально реагируем на окружающий мир и чем более неизбежным и катастрофическим кажется нам в то же самое время конец цивилизации, тем более пагубным становится влияние этой новой религии. Мы перестаем быть хозяевами техники и, напротив, становимся ее рабами, а техника — некогда жизненно важный элемент созидания — поворачивается к нам своим другим ликом — ликом богини разрушения (вроде индийской богини Кали), которой и мужчины и женщины жаждут принести в жертву и самих себя, и своих детей. Продолжая сознательно цепляться за надежду на лучшее будущее, кибернетическое человечество закрывает глаза на тот факт, что оно уже превратилось в поклонников богини разрушения.


КОГДА РОДИТЕЛЬ КАК БЫ ЕСТЬ, НО ЕГО НЕТ
Легко быть далеко, трудно быть рядом
Взрослые люди с низкой самооценкой, несуществующими личными границами и крайне негативным отношением к себе — это дети, которых недолюбили. При этом речь не об абьюзе, травме, неглекте. Речь об их родителях, которые присутствовали в семье, но отсутствовали в психологическом плане. Как взрослым не стать «отсутствующими» родителями для своих детей?
Родитель дома, но эмоционально изолирован: он не выражает любви и привязанности к ребенку, не делится душевным теплом, он удовлетворяет физические нужды ребенка, но не эмоциональные. Да, он накормит, даст таблетку, переоденет. Но не поговорит по душам, не расскажет историю, не поиграет.
ПРИМЕРЫ ЭМОЦИОНАЛЬНОГО ОТСУТСТВИЯ
Детям, которые видят родителей как своих героев, очень важно постоянное подтверждение того, что они любимы. Поэтому, если ребенка не хвалят, если он не видит, что его принимают, то дети чувствуют острое одиночество, даже если в доме полно людей. Отсутствующие родители часто ведут себя так:
☆ никогда не говорят «я люблю тебя»
☆ всегда недоступны для общения
☆ всегда заняты просмотром телепередач, работают или «зависают» в компьютере или телефоне
☆ никогда не обнимают, вообще избегают телесного контакта как способа выражения любви
☆ находятся в состоянии хронического или затянувшегося стресса, с которым не могут справиться
Конечно, имеются в виду не отдельные моменты, когда родители могут и посмотреть телевизор или быть занятыми делами, а поведение ставшее привычным и говорящее ребенку, что он не стоит времени своего родителя. В большинстве случаев родители не думают так, но дети улавливают их настроение и делают свои выводы. Потребность ребенка в эмоциональной близости с родителем не менее важна, чем потребность в защите и питании, поэтому если родитель отсутствует (физически или только эмоционально), дети чувствуют себя отверженными. Без внимания родителя и качественно проведенного времени вместе, когда вы не просто «приглядываете, чтоб не убился», дети не смогут развить здоровой самооценки. И тогда они вырастают, думая «я недостаточно хороший», не чувствуют себя умными, привлекательными, достойными любви и уважения. Либо они начинают маскировать неуверенность наглым и агрессивным поведением.
РЕАКЦИЯ ДЕТЕЙ
Если родители не дают внимания, любви и принятия своим детям, то они будут искать это все где-то в другом месте. Среди друзей и подруг того же возраста, например. Это в лучшем случае. Сложнее будет, если намного раньше, чем вы предполагали, дети начнут искать подтверждения своей значимости у противоположного пола. В худшем случае в погоне за принятием и одобрением они попадут в секту или банду. Не потому что они — плохие, а потому что потребность человека как социального существа в сопричастности и признании очень сильна. Дети, развившие низкую самооценку, будут поддаваться на разного рода «использование», чтобы получить хоть немного чувства нужности, но «использование» даст им ощущение, что они вообще недостойны любви. Низкая самооценка включает механизм страха: страх ошибиться, высказать свое мнение, остаться одному среди других. Дети «отсутствующих» родителей не верят в себя, они боятся делать что-то новое. Этот страх ухудшает самооценку еще больше, этот цикл повторяется до бесконечности.
КАК ИЗБЕЖАТЬ ЭФФЕКТА ОТСУТСТВИЯ
Если вы заметили, что «отсутствуете» для вашего ребенка, то это можно исправить, главное — захотеть этого всей душой. Вы не должны при этом быть идеальными родителями, не обязательно постоянно «висеть» над ребенком или делиться своими мечтами за каждым ужином. Конечно, у вас могут быть и «плохие дни», и проблемы, и тем более вам нужно иметь свое время и пространство. Не надо панически бояться ошибки с детьми или что ваше «нет» покалечит их на всю жизнь. Мы можем иметь собственные границы и растить при этом детей в любви, поддержке и понимании. Сосредоточьтесь только на том, чтобы быть искренними, открытыми и присутствующими. Как же избежать эффекта отсутствия?
☆ Установите ограничение экранного времени для всех. И в первую очередь для себя. Например, во время совместного ужина выключайте ваш телефон и оставьте его в другой комнате.
☆ Пусть у вас войдет в привычку задавать детям вопросы об их жизни и внимательно слушать ответы.
☆ Не наказывайте сразу за плохое поведение и не делайте поспешных выводов — выясните обстоятельства, возможно, ситуация совсем другая.
☆ Если вы «сорвались» или поступили несправедливо — искренне извинитесь перед детьми.
☆ Между вами и ребенком должен быть визуальный и физический контакт, им это жизненно необходимо.


Большинство людей проводят жизнь в плену, потому что живут лишь будущим или прошлым. Они отрицают настоящее, хотя настоящее — это то, с чего все начинается.

