1 июня 2024
Тель-Авив. Улица. Мать и ребенок. Он роняет мороженое, корчит рожу, подвывает, и вот уже слезы скоро брызнут. Мать: «Мой сладкий, мой любимый, не плачь, мы тебе купим еще, лучше и больше, иди сюда, мой сахарочек!» Прохожие улыбаются. Прохожие машут ручками. Прохожие берутся за руки и танцуют, распевая веселые песни счастья и любви, а потом все вместе, продолжая петь и приплясывать, идут с матерью и ребенком за мороженым. Москва. Улица. Мать и ребенок. Он роняет мороженое, корчит рожу, подвывает, и вот уже слезы скоро брызнут. Мать: «Ну ты что, совсем тупой?! Сейчас будешь с асфальта слизывать! Больше никогда никакого мороженого, больше гулять не будешь, я отцу все расскажу, он тебя ремнем научит!» Прохожие переходят на другую сторону улицы. Им страшно, они думают о бренности всего сущего и о том, что скоро наступит конец света. Небо заливает бескрайняя черная туча. Ветер сдувает с деревьев листву и радостные улыбки с лиц людей, уносит быстро и далеко веру и надежду. Вот с этого все, черт побери, и начинается. С придирок, хамства, запретов, наказаний, унижений. Столько street-хамства по отношению к детям, сколько в России, нельзя увидеть ни в одной стране. Это такая местная этика воспитания. Поэтому мы — нация, которая ничего не знает о том, что такое любить себя. И речь не о слепой любви, близкой к одержимости, а о той, которая уважение и, главное, уверенность в себе. Ничто не дает больше уверенности, чем любовь. В детстве у меня была подруга-соседка, которая все время завидовала евреям: «Они никогда не ругают детей, они их только хвалят, только любят». Были такие легенды раньше. То есть на самом деле это вовсе не легенды: евреи, как и почти все южные народы, умеют обожать своих детей, это верно. Но в суровых советских условиях такое поведение казалось невероятным. Если задуматься, то на общем фоне уверенные в себе люди выглядят каким-то парадоксом. Я могу с трудом вспомнить буквально двух-трех знакомых, о которых можно сказать, что они потрясающе уверенные в себе люди. И самое важное, что они необыкновенно плодотворны. Им что-то приходит в голову, они это делают, и такое ощущение, будто они не знают ни мучений, ни сомнений. Вот есть удивительный Федор Павлов-Андреевич, который с детства устраивал театральные постановки, придумал свое модельное агентство (достаточно успешное), потом газету «Молоток», а сейчас он художник, делает перформансы. Федя всегда вызывал и вызывает у меня смешанные чувства – я никогда не могла избавиться от зависти к его непоколебимой уверенности в том, что у него все получится. И я знаю множество одаренных или откровенно талантливых людей, которые при мысли о том, чтобы начать свой проект, будь это хоть книга, хоть сценарий, да что угодно, впадают в оцепенение. Знаете, сколько отличных книг не написано? Ну, я тоже не знаю точно, но много. Вот мой друг хочет писать, но у него устрашающий творческий блок: его сжигает страх при мысли о мнении публики. Потому что всякий раз, когда он что-нибудь в детстве рисовал, лепил, писал, родители начинали не с похвалы, а с критики. Причем уже позже в ответ на почти истерику: «Ну почему?!» — они говорили: «Мы ведь желали тебе добра». Хвалить — зло. Критиковать — добро. (И стоит ли удивляться тому, что в интернете все только и ругают друг друга?) Один мой коллега написал отличный текст. Я ему отослала сообщение: мол, какой чудесный текст, ты очень талантливый, молодец! Мы немного пообщались, а потом он говорит: «Так приятно, я не помню, когда слышал похвалу от коллеги». Так и есть. Никто никого не хвалит. Даже знакомые могут написать публично комментарий из серии «Какой тупой текст, ты совсем, что ли, дура?» Может, я дура. Может, текст тупой. Но я бы приятелю сказала такое приватно — и, возможно, более сдержанно. Я помню историю, которая случилась со мной в семь лет. Я решила написать роман. Настрочила пару страниц, показала отцу (он был писатель), а тот как-то отмахнулся — «сюжета нет, это все не очень». Вообще, мой отец по сравнению с другими просто душка. Он только и поощрял меня. Говорил уже потом, что я гениальная и вообще. Но вот тогда он так ответил. И меня это чудовищно оскорбило. Я бросила свой великий роман и больше не писала до 15 лет. Возможно, я должна была прямо в семь лет взять себя в руки и навалять «Войну и мир», но дети — отражение родителей, они мир ощущают через их похвалу и критику. И кстати, о школе. В восьмом классе у нас появилась новая учительница литературы — и вот она изменила мою жизнь. Нас усадили писать очередное сочинение. Сочинения тогда писали так: своими словами переписывали предисловия советских критиков. Поэтому я всегда по литературе имела нетвердую тройку — предисловия эти я не читала, списывала, что могла, у соседей. А тут я вдруг психанула — и написала о поэте Некрасове все, что думала (а он мне не нравился). Так я и стала отличницей. Новая преподавательница всем поставила «неуды» за пережевывание чужих ура-патриотических мыслей, а у меня была пятерка и похвалы на половину урока. Иногда я думаю, как сложилась бы моя жизнь, если бы до конца школы мы бы так и переписывали мысли советских задницелизов. Если бы не пришел новый человек и не сказал, что у нас должны быть свои мысли и, главное, что мы должны их высказывать. И что любое мнение интересно — нет «правильного» и «неправильного». Я к тому, что и мы, люди, надышавшиеся отравой СССР, и современные дети, которых до сих пор учат порождения той системы, — мы ничего не знаем об удивительной и восхитительной свободе, которую дает уверенность в себе, уважение к своему мнению. Нас учили быть «как все», у нас первородный страх отличаться от других, мы боимся совершить малейшую ошибку — потому что за нее получим либо наказание, либо презрительную критику. Мама моего приятеля-журналиста спрашивала у него: «А почему ты считаешь, что твое мнение кому-то интересно?» И такие слова я от многих слышала. То есть любимая мамочка, вместо радости и упоения тем, что ее сын — писатель, что его публикуют прямо в газете, интересуется: «А кому ты нужен?» Увы, это абсолютная норма в России. В ответ на порывы мы получаем скепсис, сомнения, критику. И так и живем, передавая это друг другу: от поколения к поколению, от одного к другому, от одного сообщения в социальных сетях к следующему. Хамство, осуждение и строгость — это наш единственно понятный способ взаимодействия. «Девушка, вы так прекрасно выглядите!» — говоришь ты кому-то на улице. А тебе в ответ растерянный быстрый взгляд (на ходу), истерическая улыбка и некое «мемыму» через плечо. Даже когда в более закрытом обществе, где-то на вечеринке, говоришь: «Какое красивое платье!», в лучшем случае тебе сухо говорят «спасибо». И никогда «О, так приятно, я его купила в Тбилиси этим летом, попала на распродажу в одном маленьком магазине!» Вот честно. Я ни разу не получила в Москве такой ответ. Потому что люди не умеют реагировать на похвалу. В худшем случае тебе ответят: «Ой, ну что вы, оно вообще мятое, и голова у меня грязная, и я простужена, так ужасно выгляжу». Кошмар. Ведь это так чудесно — восхищаться людьми и ценить, что они оделись красиво или книгу написали, или стихи, или просто у них отличное настроение и они излучают радость. Атмосфера взаимного восхищения намного симпатичнее этой утомительной и уже всем надоевшей вечной борьбы за то, кто кому напишет больше мерзких гадостей. Общество ненависти исчерпало себя — надо начинать хвалить друг друга. Даже если не за что. Вдруг потом это подействует?
Показать полностью…
Мужчина и его Анима
"...рассмотрим мужчину, который внезапно ощутил раздражение по отношению к своей подруге. Если он не «отрубит хвост» своей кошке, то выплеснет свое настроение на подругу. Если же он сдержит свое раздражение и спросит себя: «Почему я так раздражен? Почему у меня возникли такие чувства?» — это означает, что он отрубил хвост своей внутренней кошке, отделив свое раздражение и затем проанализировав его. «Почему она задевает моего внутреннего «козла», когда делает то или это?» Именно так мужчине следует анализировать «хвост» своей Анимы. Спросить себя, почему его Анима вдруг стала роптать и почему у него появились такие чувства.
Обычно за таким раздражением можно найти скрытые глубокие и сложные проблемы. Для мужчины самый лучший способ совладать со своей Анимой и начать ее интегрировать — задавать вопросы своему настроению. Например: «Почему сегодня утром я проснулся в плохом настроении?» Человек проснулся, и с самого утра у него омерзительное настроение. Завтрак уже холодный, и можно накричать на других, но затем, если проанализировать свое поведение и спросить себя: «Почему я это сделал? В чем причина? Когда это началось? Что за этим стоит?» — человек может прийти к тому, что происходит у него внутри".
"...если мужчина хочет осознать свою Аниму, он должен начать с ее хвоста — со всех своих животных или инстинктивных реакций: агрессии, сексуальных фантазий, раздражения, очарования — то есть со всех реакций, источником которых является тело, а также с ощущений и настроений, которые он испытывает во время полового акта. Вот что значит начать осознавать свою Аниму и все фантазии, которые в ней содержатся".
Позитивная Анима мужчины создает ему магию жизни. Она является стимулом к жизни.
"...мужчина, лишенный контакта со своей Анимой, становится сухим, скучным, рациональным и не имеющим жизненной энергии. ...Все, что становится для мужчины стимулом или очаровывает его, исходит из позитивной Анимы. Именно поэтому мужчина, негативно относящийся к своей Аниме, оказывается в депрессии, не видит ни в чем удовольствия и становится критичным ко всему. Всем известны мужчины, которые, сидя за столом, начинают критиковать свою жену: или она недосолила суп, или приготовила слишком жесткое мясо и т. п., - и выливают на нее всю свою желчь. Так проявляется негативная Анима. У таких мужчин утрачен контакт со своей кошкой".
"...позитивная Анима, божественная Бастет-Анима становится стимулом, магией жизни. Чтобы Анима приняла человеческий облик, мужчина должен отрубить источник этой магии и проанализировать его. Почему? Иначе он будет проецировать эту магию на женщин и всегда ждать, что они послужат для него стимулом к жизни и ее магией, просто потому, что он сам на это не способен. Некоторые мужчины могут быть счастливы, только если о них заботится теплая, дружелюбная и красивая женщина, а если она от них уходит, или ей нужно заняться чем-то другим, или она заболевает, то они «проваливаются в черную дыру». У них развивается инфантильная зависимость от спроецированной Анимы. Поэтому, чтобы их Анима обрела человеческий облик, им не следует ожидать от своего партнера магии жизни. Им следует найти ее в себе и знать, что это божественный аспект их внутренней Анимы. Они должны уметь отделять ее от человеческого аспекта их внутренней Анимы, которая обращена к женщине. Тогда он сможет относиться к женщине как к индивидуальности и больше не будет одержим ее инстинктивным или божественным аспектом."
Конец вины
Пойми это прямо сейчас. Ты не ответственен за счастье кого-либо. Ты не причина несчастья кого-либо.
Жесткий урок, но наиболее освобождающий из всех.
Ты все еще можешь заботиться, слушать, понимать боль окружающих тебя людей, чувствовать глубокое сострадание к ним. Ты можешь взять на себя ответственность (что НЕ ТО ЖЕ самое, что чувство вины) за то, что ты когда-то сделал или сказал, хотя ты не можешь изменить прошлое. Ты можешь страдать, переживая свои чувства и размышляя над своими мыслями. Но не ты причина страдания окружающих тебя людей, независимо от того, сколько они плачут, кричат, обвиняют тебя. Давят, пытаясь навешать на тебя «чувство жалости».
Если это нужно, ты можешь предложить им свою правду, совет, свое лекарство. Но ты не виновен.
Ты не можешь дополнить, гармонизировать кого-то, ты не можешь сделать кого-то ущербным, неполным. Люди проходят свой собственный путь, и ты идешь своим. Их счастье - это их приключение, и твое счастье - это твоё приключение.
Ты же видишь, что истинное счастье нельзя отдать или вернуть обратно. Истинное счастье - это Источник. Это Присутствие. Это готовность усваивать свой собственный опыт, не перекладывая это бремя на других. Это готовность не искать любви вне себя, но найти её гораздо ближе. В своем дыхании. В каждом чувстве радости или страдания, счастья или скуки. В каждом ударе сердца, каждом звуке, в каждом страстном желании, в каждом священном моменте жизни.
Ты жив.
В гештальт-терапии существует взгляд на переживание тревоги, как на остановленное возбуждение. Конечно, под возбуждением в психотерапии понимается не общепринятая ассоциация с сексуальным напряжением, вернее не столько и далеко не только это. Возбуждение – это чувственный импульс к действию, еще не приведенный в исполнение. Импульс, касающийся любого переживания. То есть возбуждение в нас присутствует практически постоянно. Хотим что-то сказать, хотим есть, в туалет, мечтаем о повышении на работе, хотим кого-то поцеловать, или дать в морду, испугались от громкого звука, хотим секса, или что-то спросить, или заплакать – все это есть возбуждение. Оно предшествует любому не машинальному действию. И оно должно находить выход, разрядку; иначе этот импульс превращается в тревогу. Тревога, особенно длительная, тяжело переносимая, мешающая в работе или семейной жизни, или просто та, которая фоном выматывает и истощает – это много остановленного вами вашего возбуждения. Каких-то желаний, чувств, не достигающих сознания переживаний. Так, долгая фрустрация в зоне самореализации, когда женщине домохозяйке муж постоянно твердит, что ей не надо на работу, а она все равно хочет, но почему-то не идет – может приводить к тревоге. Или очень вежливых, хорошо воспитанных людей, которым их внутренние установки не позволяют открыто выражать свое раздражение, несогласие, злость, если они не ходят для компенсации на секцию карате или танцы, могут посещать приступы тревоги. Особенно перед важным собранием. Особенно – в компании этих прекрасных людей, которых нужно всегда иметь ввиду. Крамола какая! У травматиков тревога – почти постоянный спутник жизни, если они не в терапии. Опыт травмы очень фонит, как его ни вытесняй из сознания, множеством не пережитых чувств, а значит – невыраженных импульсов возбуждения. Любой человек, в чем-то долгое время не удовлетворенный и не находящий выход этой энергии, по определению накапливает тревогу. - «Я боюсь отвержения, или, что меня плохо оценят». Любой страх можно перевести в желание. Например, этот в – «Я очень хочу принятия и положительной оценки себя». - «Я боюсь, что не справлюсь, что у меня ничего не получится». Возможные варианты остановки возбуждения: «Я хочу поддержки», или «Я хочу подтверждения, что у меня получается», или «Я хочу разобраться – почему у меня не получается, и для этого мне нужна поддержка». - «Я боюсь смерти». Или часто описываемый иррациональный страх несуществования, небытия. Такая тревога при исследовании раскладывается на такие же простые конструкты, как и в предыдущих случаях, но в большем количестве. Например: за страхом смерти одновременно может стоять и страх прожить неправильную, не свою жизнь, и страх одиночества и страх открываться в отношениях, быть живым и много чего еще. А за страхом несуществования может скрываться желание быть увиденным и принятым, без попытки поглотить или разрушить. Эти простые вещи очень закономерны. Если я что-то долго не получаю из важного для себя, а еще и не очень понимаю, что - будет расти моя тревога. Если я стану справляться со своими желаниями, подавляя и отрицая их – тревога возрастет в разы. Если продолжить вытеснять ее, можно получить симптом – паническую атаку, например. У нас в обществе не принято обращать внимание на нашу психическую жизнь. Это считается иногда чем-то почти стыдным. Но мы не машины, не роботы, мы не живем в фантастических мирах писателей и режиссеров блокбастеров. Мы живые люди с живой психикой, которая, хотим мы или нет, работает по своим законам. И мы от нее зависим, потому, что это часть нас. Наша тревога – это часть нас самих, которая говорит с нами. Важно слушать. Еще один немаловажный момент. Тревожность растет, когда наше внимание направлено либо в прошлое, либо в будущее. Например, яблоки. Если я хочу откусить яблоко, которое свежее, помытое уже у меня в руках, я скорее всего не столкнусь с тревогой. Я просто начну есть. Действие минимально отсрочено во времени. Я понимаю, что хочу яблоко. Оно под рукой. Я откусываю сочный ароматный хрустящий кусок и жую, наслаждаюсь. Если яблока нет, я могу начать думать: а есть ли в это время в магазинах яблоки; а как мне его достать; а что подумают люди, если я выйду в магазин в старых лосинах. Подставляя вместо желания съесть любую потребность: достоин ли я этого яблока; а может, вкуснее банан; может, яблоки – это не мое, слишком рискованно; или не престижно, или – к чему это приведет в будущем, или – как же плохо мне будет житься без яблок, я без них пропаду. Конфликт растет, растет и тревога. Я так же могу столкнуться с выбором: идти в час ночи за желанным яблоком в дождь пару темных кварталов, или смириться с тем, что прямо сейчас придется обойтись и уснуть голодным. Выбрал – не пойду ночью на улицу, честно расстроился, что яблок не поем, смирился и уснул. Если я в этой точке сознательно не выбираю отказаться на время от затеи, а начинаю крутить мысли из серии: почему магазин так далеко от моего дома; почему чертовы яблоки так трудно достать; я яблокозависим и моя жизнь катится под откос; а вот у Таньки всегда яблоки под рукой; у всех нормальных людей яблоки дома в вазонах растут, но только не у меня; за что мне все это! Если я часто обхожусь со своими желаниями и эмоциями таким способом, коплю неудовлетворенность, долго это не замечаю – то превращаю в тревогу. Можно так хотеть яблок и жить при этом где-нибудь в пустыне, или в антарктике (куда их не завозят вобщем) и надеяться – вдруг завезут яблоки через полгода? Представляете, сколько вашего внимания будет удерживаться на этом вопросе. Тревога к концу срока будет фонить о-го-го! А если в этот завоз яблоки не привезли, хоть и обещали? Если продолжите ждать, за следующие пол года вы рискуете стать очень тревожным человеком. А всего-то нужно было – признать, что в настоящем яблок не наблюдается, и нет никакой возможности их получить. Расстроиться от этого, погоревать, и начать думать – чем бы их заменить. Или переехать в место, где этих яблок – завались, если уж без них невмоготу. Но для этого нужно прислушаться к себе, признать, что без яблок – никак, найти в себе готовность бросить оседлую жизнь, собраться и поехать навстречу светлому будущему. Правда, это большая внутренняя работа. Но если потребность такая значимая, а с ней ничего не делается, через время человеку станет нехорошо. Тревога будет напоминать ему, что есть дело и надо что-то решать. Конечно, пример с яблоком очень простой, хоть и наглядный. Кроме шуток, у человека ведь масса сложных потребностей. И распознавать их мало кого из нас учили. Можно одновременно испытывать фрустрацию в разных зонах своей жизни и одномоментно стремиться к противоположным вещам. Мы люди так устроены, что переживания с нами случаются помимо нашей воли. Мы выбираем только, как обходиться с этим. Мы порой сложнее, чем нам бы хотелось, и это бывает жутко неудобно. Зато не скучно. P.S.: Пока писала, безумно захотелось яблок. Придется идти в магазин.
Показать полностью…