- Я обязательно приду к тебе, что бы ни случилось. Я буду возле тебя всегда.
Ежик глядел на Медвежонка тихими глазами и молчал. -
- Ну что ты молчишь?
- Я верю. - сказал Ежик…

Много лет назад я говорила с женщиной...без шести лет ей было сто...

Она уходила...

Легко, без обид, и без сожалений...

И дело было не в возрасте, а в умении быть благодарной...

— Умереть, Лиля, я могла очень давно...в первые послевоенные годы...
Оказалась я тогда одна с тремя детьми, да ещё на чужбине...
Все мои погибли, и нам после эвакуации некуда было вернуться, даже дома
не осталось...

Жили мы на квартире у такой же побитой войной женщины, в старом
бараке...
Спали на нарах, ели что придётся...

Было плохо, но стало ещё хуже, когда артель, в которой я работала,
закрылась...
На работу не брали, городок крохотный, я весь обошла, место давали
только на швейной фабрике, но и то не сразу, надо было отучиться два
месяца...

Денег не осталось...ни на еду, ни за квартиру...

И стала я думать о плохом...

Каждый день просыпалась с мыслью забраться на чердак и
повеситься...отчаялась...

Хозяйка заметила моё изменившееся настроение...я ведь смешливая была,
несмотря ни на что...кадриль отбивала без гармошки...а тут затихла...
И стала говорить со мной, утешать...
Хотя сама с лебеды на картошку перебивалась с двумя ребятами...

И тут утром открываю однажды дверь, а на крыльце корзина помидоров с
огурцами, а рядом, в тряпочку чистую завёрнутые, три буханки хлеба...

Я метнулась к хозяйке...
А она говорит: "Это уж точно не мне, Вер...это тебе"...

Вот с этой корзины я и воспряла...

Поделили мы её поровну, а там и работёнка подоспела, кое-какие деньжонки
появились...

Много ещё чего было, но вот той корзины безымянной и хлеба я не забыла
никогда... по сей день за неё благодарна...и сама всегда помогала, кому
могла...и старалась тихо, чтобы не знали...
Помощь...она — дело негромкое...

Я, слушая её, тоже на всю жизнь запомнила, что помощь не может быть
громкой...
Как и всё настоящее...

Показать полностью…

В мире есть простые прекрасные вещи. Печь хлеб. Смотреть на море. Гладить кошку. Пить чай. Рисовать картину. Но поток впечатлений, получаемых из перенасыщенного информацией внешнего мира так интенсивен, что наши чувства притупляются, и нам становится трудно разглядеть красоту и глубину в простых вещах. Когда тебе постоянно кричат на ухо, бывает сложно расслышать шепот. Но если ты обратишь внимание на простые вещи, научишься любить их, то они не забудут этого. Они подарят тебе мир в душе.

Показать полностью…

В 70-х годах прошлого века возле нашего села жил кабан. Здоровый матерый секач ростом почти с корову. Шерсть черная, клыки сантиметров по 15, очень страшная с виду зверюга.

Летом, после вечерней дойки, деревенская детвора пасла в лугах коров. И это свинячье страшилище каждый день сидело (! ) на перекрестке двух проселков, по которым мы гнали свою скотину, и смотрело на нас своими маленькими поросячьими глазками.
Кабан просил подаяние.
Кабан ел с рук.
Ел сидя.
Его угощали тем, у кого что было. Кто давал ему морковку, кто конфетку, кто кусочек хлеба.

Когда проходил последний пастушок, этот свинтус поднимался с пятой точки и вальяжно уходил спать в свое логово.
Он ни разу никого не обидел. Когда он спал, мы возле его логова собирали луговую клубнику.

Другие кабаны ближе пяти километров к деревне не подходили.
Правда, ковырялся он в огородах, но аккуратно. Выроет 5-6 гнезд картошки у одних хозяев, на следующий день подроет морковку у других. А если в округе была посажена колхозная свекла или другая вкусность, то в частных огородах он и не появлялся, так и жил в колхозных полях. Зимой мы его подкармливали, ставили на окраине корыто, куда вываливали всякие объедки.

На улицах села кабан не появлялся, за исключением одного раза. Как-то ранним утром народ стал выгонять скотину в стадо, и увидел посреди слободы троицу незнакомых женщин, сидящих на травке и воняющих отбросами своей жизнедеятельности, а рядом с ними сидящего Ваську (кабана так звали, у нас все свиньи были Машки, а борова с хряками – Васьки). По признанию незнакомок, эти три мадамы по ночам воровали с огородов лук. Каков же был их ужас, когда ночью, рядом с ними, копающими лук на чужом огороде, возникло это чудовище. Кабан не дал им убежать никуда, перекрывал все пути отхода. Один путь был открыт воровкам – в село. Охранял их Васька, пока не вышли свои(! ). И ушел вальяжно.

Когда он умер своей смертью от старости, меня в деревне не было. Закопали Ваську возле его любимого перекрестка. Камень там до сих пор лежит.

Показать полностью…