Елена Минина / Лента

Мы влюбляемся не в своё прошлое, а в свое будущее, при чем в такое, которого у нас никогда не было.
Кстати, при таком раскладе и не будет.
А когда тревога и неопределенность зашкаливают, можно придумать какой-нибудь умный термин, чтобы объяснить трудновыносимое и успокоиться, будучи уверенным, что это и есть объективная реальность. Реальность, которой никогда в действительности не существовало.

Дмитрий Рождественский гениально пишет и о любви и о переносе и о реальности в «Разговоре с супервизором»:

- Пациентка влюбляется в аналитика не как в свое прошлое, запомни это. Она влюбляется в него как в свое будущее. Не оттого, что такой объект был в ее жизни, а оттого, что в ее жизни такого никогда е было. И не только пациентка, и не обязательно в аналитика. Это закон Бытия.

- Не понимаю. Чем же эротизированный перенос отличается от любви?

- Названием. Больше ничем.

- Но мне приходилось читать, что он рождается на почве фантазий, и лишен реалистичности, он представляет продукт искажения восприятия...

- Помилуй, а любовь? Разве с ней обстоит иначе? Самое головокружительное, самое яркое чувство, вспыхивающее между мужчиной и женщиной, это любовь с первого взгляда, когда еще ничего нет, кроме фантазии, когда ты теряешь костыли реальности в помыслах, желаниях, мечтах. Стоит тебе начать узнавать объект своего вожделения, как страсть охладевает, чувство тускнеет, и ты удивляешься: что стало с той, рядом с которой я когда-то лишался рассудка? Так что утешься: уходя, она унесла твой образ, который сама создала. Он навеки пребудет с ней.

- Зачем изобрели термин?

- Из страха перед чувством — как и в твоем вопросе, что прозвучал три минуты назад. Любовь пугает, когда она внезапна, когда она не разделена, когда она мешает спокойно жить, работать, думать. Тогда ее называют термином и полагают, что с его помощью объяснено и решено всё.

- Существует ли тогда перенос? — кричу я.

- Тише. Он существует.

- Что же он такое? Повторение прошлого, как внушали нам?

- Он — сотворение нового.

- Есть еще и контрперенос. Он возникает как отклик на перенос. Так говорили наши лекторы, так написано в книгах. Он тоже сотворение нового?

- Конечно. Иначе разве в нем был бы смысл?

- Где во всем этом место реальности?

- Какой реальности? В чем ты ее видишь, например, здесь, сейчас? - Теперь уже и он начинает понемногу злиться: моя ученическая ортодоксальность оказывается глубже, чем он мог надеяться. - Вот я, вот ты: нас двое. Вот два кресла и кушетка, вот картина над письменным столом. Это реально. А дальше? Хороша эта картина или плоха? Что ты чувствуеш, когда я обращаюсь к тебе? Уместен ли этот отсвет от лампы на портьере? Отвечает ли сути твоего вопроса интонация, с которой ты задаешь его? О какой реальности ты спрашиваешь, откуда ей взяться? Всё так, как ты хочешь, всё такое, каким ты его ощущаешь. — Он умолкает на пять или шесть секунд, как бы переводя дыхание. — Ты умный и грамотный специалист. Ты дал верное определение переносу, такое, какое и должен был дать. Не сомневаюсь, что ты и контрпереносу дал бы верное определение, спроси я тебя о нем. А теперь запомни то, что скажу я. Перенос — это отношение человека к тебе. А контрперенос — это твое отношение к человеку. Вот и всё. Два отношения с равной степенью субъективности и с равным правом на существование.

- В чем же разница между переносом и контрпереносом?

- Ни в чем.

Пока нет комментариев

Обычно чем больше абьюзивный мужчина ходит на психотерапию, тем менее возможной мне кажется дальнейшая работа с ним.

"Перебравший" терапии абьюзер склонен к тому, чтобы быть хитрым, снисходительным и манипулятивным. Он использует психологические концепции, о которых узнал, чтобы критически разбирать недостатки своей партнерши и отрицать ее представления об абьюзе. Он не берет ответственность за свои действия; для него мир состоит лишь из неблагоприятных факторов, недоразумений и символичных действий. Он ожидает, что его будут хвалить за эмоциональную открытость, что с ним будут обращаться осторожно, потому что он "уязвим", что вред, который он причинил, будет обходиться стороной в разговорах, и что ему будут рукоплескать за то, что он "всё осознал". Много лет назад жестокий абьюзер, участвовавший в моей программе, поделился с нами следующим откровением:
"Благодаря работе в психотерапии над моими проблемами с контролем гнева в отношении моей матери, я осознал, что когда я бил свою жену, на самом деле я бил не ее. Я бил свою маму!"
Затем он сел обратно, ожидая, что мы начнем выражать одобрение его уровню самопознания. Мой коллега уставился на этого мужчину сквозь свои очки, явно не впечатленный его откровением.
"Нет, — сказал он. — Ты бил свою жену."

Я пока не встречал абьюзера, который бы в ходе терапии изменил бы свое поведение в отношении своих партнерш хоть в сколько-нибудь значимой и долгосрочной мере, вне зависимости от того, сколько "озарений" — большинство из которых ложны — он получил. Дело в том, что если абьюзер найдет особенно опытного психотерапевта и если терапия пройдет особенно успешно, когда он ее закончит, он будет счастливым, хорошо воспитанным абьюзером — наверное, отличные новости для него, но не для его партнерши. Психотерапия может быть очень ценной для проработки проблем, для решения которых она была разработана, но абьюз в отношениях не входит в список этих проблем; абьюзивный мужчина должен проходить специализированную программу.

Терапия фокусируется на чувствах мужчины и обеспечивает ему эмпатию и поддержку, независимо от того, насколько необоснованны те взгляды, которые вызывают у него эти чувства. Психотерапевт абьюзивного мужчины обычно не беседует с женщиной, которой был причинен абьюз, тогда как консультант высококачественной программы для абьюзеров делает это в обязательном порядке.

Психотерапия, как правило, не рассматривает ни одну из главных причин абьюзивности, включая уверенность в том, что абьюзеру все должны, контроль через принуждение, неуважение, чувство превосходства, эгоизм или виктимблейминг.

Также абьюзивного мужчину невозможно убедить измениться, внушая ему, что он сам получит от этого пользу, потому что он воспринимает выгоду от контроля своей партнерши как значительно превышающую потери. Отчасти именно поэтому так много мужчин, изначально предпринимающих шаги, чтобы изменить свое абьюзивное поведение, в итоге возвращаются к прежним методам. Есть и другая причина того, почему разговоры о том, что у него есть личные интересы в том, чтобы измениться, не работают: сама эта вера абьюзивного мужчины в то, что его собственные потребности должны иметь большее значение, чем потребности его партнерши, лежит в основе его проблемы.

Таким образом, когда кто-либо, включая психотерапевтов, говорит абьюзивному мужчине, что ему следует измениться, потому что так будет лучше для него самого, они тем самым непреднамеренно подкармливают его эгоистичную сосредоточенность на себе: нельзя одновременно пытаться решить проблему и содействовать ей.

Голосом, в котором чувствуется шок от предательства, женщины рассказывают мне о том, как их семейный психотерапевт или личный терапевт абьюзера, или терапевт одного из их детей, стал активным сторонником абьюзера и суровым, высокомерным критиком ее самой. Я годами хранил письмо, которое психолог написал об одном из моих клиентов, о мужчине, который признался мне в том, что его жена была вся в крови и с переломанными костями, когда он перестал бить ее, и что она могла умереть. В своем письме этот психолог высмеивал систему за то, что на этого мужчину наклеили ярлык "тирана", и утверждал, что он слишком разумный и вдумчивый, и ему не нужно больше участвовать в моей программе для абьюзеров.

Содержание этого письма указывало на то, что психолог не позаботился хоть раз попросить своего клиента описать жестокое избиение, в котором его обвинили.

В ходе моей стандартной процедуры оценки абьюзивного мужчины, я связался с его частным терапевтом, чтобы сравнить впечатления. Оказалось, что у терапевта сложилось твердое мнение об этом случае:

ТЕРАПЕВТ: Я думаю, участие Мартина в вашей программе для абьюзеров — большая ошибка. У него очень низкая самооценка; он верит всему плохому, что о нем говорят. Когда говоришь ему, что он абьюзер, это просто ломает его. Его партнерша постоянно кидается в него словом «абьюзивный» — по каким-то своим личным причинам. У его жены огромный пунктик по поводу контроля, а еще у нее обсессивно-компульсивное расстройство. Ей самой нужна терапия. Мне кажется, если Мартин продолжит участвовать в твоей программе, это лишь позволит ей получить желаемое.

БАНКРОФТ: Так значит вы проводили с ними обоими семейную консультацию?

ТЕРАПЕВТ: Нет, я работаю только с ним, индивидуально.

БАНКРОФТ: Сколько раз вы вообще с ней встречались?

ТЕРАПЕВТ: Она ни разу не приходила.

БАНКРОФТ: Тогда между вами, должно быть, обширная связь по телефону.

ТЕРАПЕВТ: Нет, я с ней ни разу не говорил.

БАНКРОФТ: Вы ни разу с ней не говорили? Вы поставили клинический диагноз его жене, опираясь лишь на описания Мартина?

ТЕРАПЕВТ: Да, но вы должны понимать, мы говорим о необычайно вдумчивом мужчине. Мартин поделился со мной многими деталями, он догадливый и чувствительный.

БАНКРОФТ: Но он признал, что совершал серьезный психологический абьюз в отношении своей жены, хоть он это абьюзом и не называет. Абьюзивный мужчина — отнюдь не надежный источник информации о своей партнерше. К сожалению, индивидуальная терапия дала абьюзеру лишь официальное свидетельство одобрения того, что он отрицает наличие проблемы, и своего мнения о том, что его жена психически больна.

Пока нет комментариев