Да, но

В большинстве случаев женщины, подвергающиеся дома физическому и/или эмоциональному насилию, никогда не скажут «да, у меня дома происходит насилие». Они скажут «ДА, НО…» и дальше на выбор: «но я тоже не без греха», «но я сама виновата», «но раньше было хуже», «но у него сложное время на работе».

«Да, но…» — это значит «нет». Нет, я это не признаю. Почему?

— Потому, что эмоциональное насилие устроено так, что «именно ты виновата в том, что я взорвался». А когда тебе близкий человек день ото дня говорит, что ты причина всего — собственное представление о себе стирается, приходят сомнения, со временем появляется внутреннее состояние безнадеги и трясины.

— Потому, что когда ты рассыпаешься как личность и годами живешь без ресурса, в необходимости что-то выдерживать — ты перестаешь чувствовать, что выживешь в одиночку.

— Потому, что актор эмоционального насилия никогда по-настоящему не извинится, не возьмет ответственность, не признает, что проблема у него (это внутренний крах и так очень неуверенной, пристыженной с детства личности). А значит — мы как паране можем увидеть одну и ту же правду, легализовать приносимый ущерб.

— Потому, что она бесконечно тонко чувствует все его сложности, напряжение, обиды и страхи, но практически не чувствует собственную ранимость, а еще меньше — желание себя защитить, а не упрекнуть. Возможно, она с детства считала, что с ней так можно, возможно год за годом таких отношений сделали ее бесчувственной к себе и развернули собственную когда-то здоровую агрессию в обвинения себя.

— Потому, что глубоко внутри она так же не хочет признавать бессилие и крах. Крах красивой картинки, крах ожиданий, крах хорошего брака, крах стольких лет усилий что-то изменить, доказать, принять, долечить.

— Потому что человеческая психика чертовски адаптивна и для нее происходящая эмоциональная нагрузка давно уже норма. Только выйдя из отношений с насилием и отойдя от них на значительное расстояние женщине удается обернуться и в первый раз по-настоящему ужаснуться, как она в этом жила.

— Потому, что дети. И это, возможно, самое сложное. Если я признаю, что живу в эмоциональном насилии, то мне придется признать, что в нем живут мои дети. И взять ответственность за то, что многие годы я это допускаю. А это опять крах ожиданий от себя как от матери и шаг к большому горю о себе, о них, о невозможности все отмотать назад или остановить раньше.

И тут хочется так же ответить: «ДА, НО что будет, если ты еще пять или десять лет продолжишь копить эту непризнаваемую ответственность перед собой и своими детьми? Так же как он, который с каждым эпизодом насилия все больше теряет контакт со своим стыдом, все больше отдаляется от возможности взять за него ответственность, ты отдаляешься от того, чтобы взять ответственность за себя (за свое будущее, за свое психическое состояние, за безопасность своих детей). Быть может, именно сейчас это еще по силам…»