Папа — это навсегда

1989 год. У моих родителей рождается третья дочь. «Все эти три раза я ждал мальчика...» — любил повторять мой отец. А я недавно нашла записочки, которые он писал маме в роддом: «Я очень рад, что опять девочка...»

1989 год, а надо мной нависла угроза голодной смерти. Моя мама не может кормить меня грудью, а в нашей стране с недавних пор не то что молочной смеси, килограмм сахара просто так не купишь. Папа не слезает с телефона:

— Пал Саныч, приветствую! Я от Василия Сергеевича из Облпотребсоюза насчет смеси, да. Ах, нет возможности?.. Извините.

— Семен Петрович? Я вот по поводу смеси...

— Анна Ивановна? Простите, что беспокою...

Потом он уезжает, и нет его довольно долго. Но в конце концов он привозит несколько ящиков «Малютки». Столько мне не понадобилось.

Мама и по сей день повторяет, что ради семьи он был готов на все: дать взятку (и не одну, чтобы получить большую квартиру), просить, заискивать… А потом в одиночестве выпивал бутылку водки, возвращаясь от очередного чиновника.

Мне семь месяцев. Кажется, у меня режутся зубки, и я ною. Мама, устав от нескольких бессонных ночей, уснула. Папа носит меня на руках.

— А вот это, Кристиночка, книги. Смотри, сколько книг! Все твои будут, когда вырастешь! Кни-ги, кни-ги!

Я вдруг успокаиваюсь и, осмысленно взглянув на папу, повторяю:

— Киги! Киги!

— Таня! — папа в восторге зовет маму. — У нас гениальная дочь! Первое слово в семь месяцев! И какое: «книги»! Не «папа», не «мама», не «дай» а «книги»! Какая она у нас, а!..

1996 год. Я иду в школу. Первого сентября на торжественной линейке в основном мамы. Со мной в школу пришли оба родителя. Через пару дней, перезнакомившись с одноклассниками, я узнала, что не у всех у них есть папы. Такого удивления я не испытывала никогда. Папа — это константа жизни. Это навсегда. Его не может не быть.

2000 год. Говорят, тогда наша страна начала свой путь к стабильности. Я не знаю. Именно тогда мой папа потерял свою руководящую должность в полезной советской структуре ДОСААФ и занялся частным извозом. У него высшее образование, куча энергии и знаний, но приложить их в городке с населением в 12 тысяч человек негде.

Его знает и уважает весь город, а он начинает без лицензии возить людей на своей машине. Курит все больше. Выпивает.

2002 год. Мне 13, а константы моей жизни, моего папы, теперь нет. Инсульт в 49 лет.

Мне кажется, и мама стала совсем другой. Я вдруг понимаю, что она маленькая, одинокая, прямо как я. Замечаю, как она мучается, заполняя квитанции об оплате ЖКХ, — раньше это была обязанность папы.

Дома теперь никто не курит и не встает в пять утра — папа был жаворонком.

Да и вообще, в квартире стало пусто: в четырех комнатах только мы с мамой, старшие сестры давно живут отдельно.

Вскоре мы с мамой переедем из той квартиры, где для книг была отдельная комната. Из той квартиры, где все было связано с отцом. Где было страшно спать после его смерти, зная, что в пять утра никто не разбудит тебя тяжелыми шагами.

… Меня удивляют люди, которые не могут чего-то простить своим родителям. Помнят какие-то детские обиды. Представляю ее, какую-нибудь офисную девицу, начитавшуюся популярной психологии, в кресле у психотерапевта:

— Мой отец ни разу мне не сказал, что я красива. Ни разу!.. Не ходил со мной в кино, в театр. Ни разу не спросил, почему я такая грустная… Ему на меня всегда было наплевать...

Ну, или что там они говорят, когда пытаются разобраться в себе, они, усвоившие, что «все идет из детства»...

Когда мне было 13, мне тоже было за что обидеться на папу. Но смерть расставила все на свои места.

И вот уже восемь лет у меня к папе нет ничего, кроме любви.