Когда начинаешь тяжелый подъем из кризиса

Когда начинаешь тяжелый подъем из кризиса – из горя и депрессии, из долгого периода молчания, из болезни – часто возникает момент «что же ты молчала».

К тебе возвращаются краски мира, звуки и запахи.

Близкие и друзья внезапно оказываются рядом. Они, может, и всегда были рядом, просто их невозможно было разглядеть.

Мы говорим им: «Господи, как же мне было плохо-то».

А близкие с искренним участием спрашивают: «Но почему ты молчала?».

И, с одной стороны, обидно – потому что а как же все те случаи, когда ты ходила с отчаянным лицом? И не молчала, а стонала, или даже пыталась что-то рассказать, но эти бесчувственные люди не поняли?

С другой стороны, самокритично вспоминаешь, что и правда говорила бессвязно. Взрывалась на пустом месте. Психовала. Думала «да бесполезно им объяснять».

Так воооот оно что, говоришь себе ты.

Все было неправильно. В следующий раз я буду умнее, я буду рассказывать и меня услышат!

Ха.

И нет.

Потому что переживание кризиса коварно – где-то там, на дне, есть состояние, в котором слова исчезают. Мы как будто рассыпаемся на части, слова тоже рассыпаются на буквы, из них не получаются больше связных историй.

Мы немые, как головастики. Любое чужое слово бесит и обжигает.

Это довербальное, если хотите, младенческое состояние, где слов еще нет.

Где нет еще нас. Где есть осколки смыслов в воронке, закручивающей – нас? Или то, что от нас осталось? Или то, что потом станет нами?

И даже когда мы искренне пытаемся что-то кому-то объяснить, рассказать, как нам плохо – выходит, как сквозь толщу воды. Невнятное бульканье.

В этом состоянии мы часто и к психотерапевту приходим.

И вот тут бывает истинное мучение для двоих – когда психотерапевт ждет какой-то связной истории, а человек напротив него в кресле корчится в этой довербальной боли.

Терапевт, как он был научен, спрашивает: «В чем ваш запрос?». А у человека звенит в ушах, он не понимает не только слово «запрос», но, честно говоря, даже слово «ваш».

Довербальная боль, к сожалению, не слышна уху.

Она как разговор китов в океане на сверхнизких частотах. Ее надо слушать каким-то другим органом.

Но в какой-то момент мы начинаем тяжелый подъем с глубины. Это неизбежно.

И по мере всплытия – какое же это облегчение – слова возвращаются обратно.

И теперь можно объяснить, где болит, потому что появилось расстояние между нами и «болит». И складывается в первом приближении история. Ее можно рассказать близким, не чувствуя ожога, повторяя по несколько раз непонятные места, объясняя и даже убеждая.

А еще чуть-чуть дальше – возвращается письменная речь.

С ее помощью можно сделать из боли сюжет, превратить в страшную сказку, дочитанную до предпоследней страницы.

«Как же мне было плохо» — написано на этой странице большими буквами.

«Но почему ты не говорила?»

«Не могла. Не умела говорить»

И можно перевернуть страницу, и выйти на улицу, щурясь от весеннего солнца.

От бликов на воде.

От усталой радости.