Иван Колкин /
Лента
17 октября 2024
Это, собственно говоря, явление, которое встречается на каждом шагу в современном мире, увы. Нарциссическая семейная система - это семья, в которой потребности родителей важнее потребностей детей.То есть, удовлетворение психологических потребностей родителей - на первом месте, а удовлетворение психологических потребностей детей, если и имеет место ( что не факт вовсе) - на втором месте." Мы обнаружили, что в нарциссической семье, потребности детей не только вторичны по отношению к таковым родителя (ей), но и часто серьезно проблематичны для последнего". ( с)Вторым признаком нарциссической семейной системы является то, что дети, как правило, обслуживают психологические потребности своих родителей в этой системе (сознательным или бессознательным образом). Для чего?Есть у детей такая бессознательная иллюзия:1. если удовлетворить психологические потребности мамы ( или папы), то мама будет больше любить ( повторяю: ребёнок может и не осознавать этой своей цели : " Я тебе удовлетворение твоих потребностей, мама, а ты мне твою любовь")2. ребёнок чувствует в определённом смысле психологической неблагополучие своей нарциссической мамы, и у него есть такая вот бессознательная иллюзия:" Я удовлетворю её психологические потребности и она выздоровеет. И сумеет меня полюбить. Она пока не может любить меня потому, что просто психически нездорова"3. Третьим признаком нарциссической семейной системы является то, что в нарциссической семье есть место только одному : то есть только у одного " место под солнцем", только вокруг одного вращается система. И это, как вы наверное заметили, не ребёнок.Это - нарциссический родитель, с которым, могут возиться, подобно тому, как возятся с капризным младенцем. Потому что такие родители по своему психологическому возрасту действительно подобны младенцам, у которых травма приостановила процессы взросления.4Ещё одним, четвёртым признаком нарциссической семейной системы является то, что в этой семье существует определённый образ идеального ребёнка, под которого "подгоняется" ( вербально или НЕВЕРБАЛЬНО) всё бытие ребёнка. Под ОБРАЗ, который живёт в голове у мамы или папы., и с которым образ РЕАЛЬНОГО ребёнка - расходится.Причём, что важно, даже если вслух рамки этого идеализированного образа ребёнка не озвучиваются, бессознательное ребёнка всё равно улавливает эти послания и ощущает своё несоответствие этим посланиям. Что больно ранит ребёнка, формирует у него ряд комплексов и крайне заниженную самооценку. " Я не соответствую" - говорит самому себе и про себя такой ребёнок. И именно это представление о себе вписывается в его сэлф, становится его самоощущением, встраивается в его психику. На всю оставшуюся жизнь.5 Ещё одна особенность нарциссической семьи.Что происходит, если первичными для удовлетворения в семейной системе становятся потребности родителя? Очень просто. В этом случае дети и родители меняются местами. А именно: ребёнок занимает в семейной системе роль родителя, и может чрезвычайно рано отыгрывать взрослую роль; родитель же занимает место ребёнка в семейной системе , вокруг которого вращаются все участники семейной системы.То есть, в нарциссической семейной системе место ребёнка занимает психологически незрелый родитель. И вокруг него пляшет вся семья.
Показать полностью…
О РАЗНИЦЕ МЕЖДУ ЭГОИЗМОМ И УМЕНИЕМ ЗАБОТИТЬСЯ О СЕБЕ
Меня тут кто-то спросил, как отличить эгоизм от умения о самом себе позаботиться и самого себя поддержать. Это интересный вопрос, потому что мне-то казалось, что эти вещи, как памперс и зимняя резина. Как их отличить? А вы попробуйте их перепутать.
Потому что эгоизм – в моем понимании – это когда ты физически не способен замечать других людей, вместе с этими их несчастными чувствами, потребностями и нуждами. Они не помещаются в твою картину мира, которая узенькая, тесная, там есть место только для одного.
В общем, если вы в принципе способны замечать, что другие люди есть рядом и чего-то хотят, то вы, поверьте мне, никакой не эгоист.
И, кстати, не факт, что эгоист способен позаботиться хотя бы о себе – узость и теснота его мира и для этого оставляют не очень много возможностей.
Поэтому у эгоиста всегда очень много нужд, как у орущего младенца. Ему надо то, и это тоже, а сам он не может, а надо, надо, надо, и он кричит миру об этих своих «надо» всевозможными способами. И хотя некоторые с вызовом поясняют «да я просто не хочу ни за кого и ни за что отвечать», я, извините, не верю.
Взрослому человеку вообще невероятно трудно ни за что не отвечать. Разве что если добровольно сдаться в санаторий для душевнобольных, где, действительно, отвечать за все будут другие.
Мы даже не замечаем, как за многое мы отвечаем. Как много чемоданов тащим – ответственность за работу, за семью, иногда за бизнес, репутацию, порядок в доме. За здоровье, за детей, за котика. Дальше вы сами мне расскажете.
И вот тут включается – хорошо бы, если бы включалось – умение позаботиться о себе.
Потому что чемоданы эти тащить все равно приходится, их не бросишь. Разве что как-то удастся добыть путевку в санаторий для душевнобольных. Но я лично на это не рассчитываю. И понимаешь, путем проб и ошибок: чтобы тащить чемоданы, нужно, чтобы элементарно держали ноги и работала голова. В юности это выдается даром, а дальше уже нет.
И становится ясно, что нормально спать, есть, заниматься спортом – не блажь и не прихоть. И находить время на развлечения – не блажь. И хорошо одеваться – тоже скорее необходимость. И даже дарить себе подарки иногда и устраивать внеплановые выходные. И изучать себя. Все это, оказывается, не капризы, а абсолютно необходимая штука, чтобы содержать себя в хорошей форме. Как инструмент, который потащит все эти чертовы чемоданы.
О деятельном раскаянии.
Прости меня.
Фраза, выстлавшая дорогу в Ад миллионам доверчивых.
Мужчин и женщин. А по сути, мальчикам и девочкам.
Я опять о наивности. Моей, не по желанию выбранной, теме работы со взрослыми людьми.
Стоит только Пете сделать взгляд как у кота из Шрека, как Лиза забывает о вчерашних унижениях и пощёчинах в прямом и переносном смысле.
Все повторится очень скоро. И они оба это знают. Оба! То есть Лиза знает, что Петя опять ее унизит.
Но в тот момент, когда Петя смотрит на неё этим взглядом, с собачьей преданностью нарисованного кота, она чувствует себя царицей и владычицей морскою.
На самом деле, она чувствует не только грандиозность, но и тайную детскую надежду, что кому-то есть дело до её чувств.
Такого не было в её детстве. Никогда. Никто и никогда не извинялся перед ней за несправедливость и причинённую ей боль.
Ни мать-жертва, вечно битая пьяным мужем-диктатором и подставлявшая своей пассивностью дочь. Ни одуревший от водки отец, называвший Лизу самыми последними словами, за которые его можно было бы лет на пять посадить.
И когда Петя говорит «прости» ей уже не важно, будет ли после этого что-нибудь в её жизни. Все уже случилось. Даже умереть можно теперь.
Поэтому Лиза не ждёт главного. Что после слов будут действия.
Мама не говорила ей,девочке, что верить словам, а не делам, не стоит. Точнее, нельзя. Глупо, наивно и опасно.
Мама показала ей, что единственная форма в отношениях - это терпеть и молчать.
И хотя Лиза взбунтовалась, после прослушанной в ютубе лекции какого-то психолога о том, что мамы -жертвы хуже отцов-тиранов, и перестала молчать, дальше она не пошла.
Чтобы пойти дальше, нужно починить сломанную душу и взяться за чью-то руку.
Но это без шансов. Подруг у неё нет. У неё есть Валька, с которой они с первого класса вместе. Валька говорит ей, что мужиками не разбрасываются. Поэтому Валька переспала с Петей по пьяной лавочке. Лиза узнала, был скандал. Но Валька валялась в ногах и просила прощения. За это Лиза могла простить даже утопление младенцев.
Лиза ничего не понимает про деятельное раскаяние.
Это когда раскаявшийся человек, искупает вину.
Когда сбивший собаку, берет в приюте живую. Или привозит туда корм.
Когда нарушивший правило, оплачивает штраф, а не сует взятку инспектору.
Когда разбивший чашку, находит похожую, а если ему 12 и нет денег, то неделю моем посуду сам.
Когда оскорбивший прилюдно извиняется тоже прилюдно.
Когда сбрасывал звонки, а потом написал подробно причину и позвонил сам.
Когда достойно принял наказание, а не пытался его избежать.
Когда признал, что не готов меняться и ушёл.
Когда вернул деньги за плохо сделанную работу.
Когда понял, что Любовь - это глагол.
КОНТРПЕРЕНОС ПРИ ДОВЕРБАЛЬНОЙ ТРАВМЕ
Контрперенос, как мы все помним, бывает комплиментарным (то есть, дополняющим: аналитик/терапевт становится Очень Важным Объектом из внутреннего цирка пациента, например, Критикующим Родителем), и конкордантным (то есть, сочувствующим, "со-сердечным": "я и есть пациент", я чувствую то же, что и он). Очень упрощая, это проявление эмпатии и проективной идентификации, соответственно.
Мы все сталкиваемся с этими явлениями практически при любом контакте с другими людьми, просто в обычной жизни у нас нет задачи как-то особенно с этим обращаться, поэтому мы воспринимаем эти чувства и реагируем на них, не тормозя.
Ну ок, почти не тормозя.
То есть, если вы не терапевт (сейчас), а просто Маша, которая гуляет с подругой Катей, то, когда вы обнаруживаете странное замирание внутри (в процессе разговора), скорее всего, вы постараетесь или сменить тему, или отвлечься на цветочки/витрины/красивого парня.
У терапевта нет такой возможности, зато есть обязанность ничего не оставлять без внимания и не позволять пациенту соскальзывать в отреагирование. Поэтому, когда мы чувствуем нечто, нам не свойственное, мы должны задуматься, а что это такое странное происходит.
Так вот, собственно контрперенос, который должен навести нас на мысли "куда это мы сейчас с пациентом ухнули?":
- Исчезают слова. Мысли текут или скачут, но их невозможно вербализовать, превратить в символы - в речь. Потом исчезает само мышление: не могу думать связно, как будто разучился думать вообще.
- Тело становится ватным, тяжелым, неподвижным. невозможно сменить позу, нет телесных желаний.
- Неудержимо накатывает сонливость, еле-еле удается держать глаза открытыми. Многократно видела, как терапевт реально засыпает, это выглядит, как обморок.
- Если это происходит на супервизии, и супервизор или группа вытаскивают терапевта из анабиоза, обычно состояние описывается как "я почти исчез, я чувствовал, как вишу в космосе и от меня отслаиваются оболочки". Аннигиляция. Я абсолютно одинок и абсолютно беспомощен, сон/смерть ничего не значат.
Все это - проявление конкордантного контрпереноса: мы сливаемся с клиентом, становимся тем крошечным младенцем, который переживает ужасающий опыт оставления (речь идет о действительно тяжелых случаях: ясли в 4 месяца, потеря матери, мать в клинических состояниях. Просто "кричал пять минут, пока мама спешно мылась" - не считается).
В комплиментарном контрпереносе (когда аналитик становится "Внутренней матерью" пациента) мы можем чувствовать внутри полное безразличие, скуку, заторможенность. В случае тяжелой послеродовой депрессии у матери пациента, терапевт может провалиться в смертельный ужас или ненависть к младенцу. Иногда мать буквально "умирает" на сессии: мы видим всю сцену как будто с потолка, с облака, испытываем отрешенное спокойствие, полное смирение и отчуждение.
Оба вида контрпереноса присутствуют на сессии ОДНОВРЕМЕННО, сменяя и наползая друг на друга. На групповых супервизиях удается их расклеить, поэтому так важно иметь этот опыт: разложения на отдельные линии переживания.
Резюмирую.
Главным маркером того, что мы столкнулись с довербальной травмой у пациента, является исчезновение речи и способности связно мыслить _у нас_. И переживание чего-то неназываемого, но неимоверно тяжелого, неподъемного. Парализующий ужас.
Что делать?
Бежать на супервизию. Интенсивность и продолжительность переживания - индикатор глубины повреждения структуры личности пациента: чем дольше вы не можете выпутаться, тем более нарушен пациент.
Отслеживать в личной терапии ваши _нормальные_ реакции, чтобы иметь возможность заметить, когда наваливается что-то странное, для вас несвойственное.
