Ольга Исаева / Лента

Про «ублажающий» тип поведения травматика - неожиданно под постом про сериал «Американский жиголо» спросили.


Кроме режимов «бей - беги - замри», есть ещё «ублажай».


Каждый из этих типов поведения одним и тем же травматиком может активироваться в разных ситуациях - это его ассортимент копинг-стратегий.


Например, там где ресурсы добываются может быть тревожный трудоголик, с зависимыми от него булли и нарцисс, в опасности замирающий и немеющий, а с любовниками, например, ублажающий.
👉это просто пример одного из вариантов как могут быть перетасованы копинги.


Можно миллион вариантов миксов накидать - бесконечно разнообразна вселенная частных случаев.


«Ублажающий» тип травматика в «Американском жиголо» показан в мужском варианте. На русском есть роман Улицкой «Искренне ваш, Шурик» - ещё подробнее такой характер во всех деталях.
Он вообще даже в очень патриархальных культурах - встречается больше среди мужчин. Потому что активный, но не склонный к насилию при этом.


UPD Ублажающий тип легко узнать. В начале любых отношений они всегда пытаются угадать «а каким ты хочешь чтобы я был?».
На прямые вопросы «чего хочешь?», «на что рассчитываешь?», «что тебе нужно?», «какой ты человек?» - всегда следует «а как тебе нравится?»
В утрированном варианте это «как тебя зовут? - а как ты хочешь чтобы меня звали?»


Женщины такого типа это чаще всего «рабы любви» самой разнообразной - которые ради этой любви сворачивают все мыслимые и немыслимые горы, без каких либо тормозов. Будь то к мужчинам или детям.
Отличие от не-травматического поведения - они не обращают внимание на взаимность, готов ли партнёр вести себя также, или что он из себя представляет. И для себя самих ту же самую гору ни за что сворачивать даже не начнут.
Объекты своей любви - абсолютно развращают, потому что в ответ на любое абьюзное отношения - стараются ещё больше ублажать объект.


Часто образуют очень прочные созависимые отношения с типом «бей» - который булли/нарцисс. В культурах, где посттравматический синдром из поколения в поколение передаётся, распространён так, что может считаться социокультурной нормой - это часто стереотип «женственности» и «настоящей любви».
Но это не они.


Дерево узнаётся по плодам его. Любовь- состояние питающее всех участников.
Когда это в один конец - кто-то жертвует и жертвует, а кто-то пользуется пока не отожмёт и не уничтожит - это невроз.


В культурах, где патология так распространена, что кажется «нормой» - стороны могут только меняться местами, но от перемены мест слагаемых сумма не изменится.
Потому что нарратив внутренний допускает только известные варианты - что абьюзят или меня, или это делаю я. Вариант, что могут не абьюзить никого - отметается как «да ну, не бывает такого! Не гоните».


Вариант, что люди могут договариваться, торговаться, искать взаимовыгодные варианты и быть партнёрами, которые оба от сотрудничества выигрывают, а если нет то пересматривают условия - все равно интерпретируется в рамках парадигмы что кто-то кого-то должен обязательно иметь.


Торг, построение отношений, компромиссы, пересмотры условий - все интерпретируется негативно. Не в контексте «давай найдём вариант, который решает задачу и нас обоим подходит» - а в контексте кто кого будет иметь, причём «все или ничего». Я начальник - ты дурак, или ты начальник - я дурак. Все помещается в условные «верх» и «низ», «первый сорт» и «второй». Или я булли - ты жертва, или ты булли - я жертва.


Что можно вообще не в эту игру играть - за пределами спектра вариантов.


Отличие всего этого от не-травматического реагирования - это все стратегии с результатами «я проигрываю - ты выигрываешь».
Даже тот тип который «бей» - они обычно среду вокруг себя разрушают и себя самих.
На первый взгляд кажется, что он самый выгодный из других.
Но это только если оставаться в парадигме, что по другому вообще не бывает. Мол, можно только вот так, а больше никак, потому что ну а как же ещё.


Тип булли/нарцисс действительно в культуре, где все рассматривается и трактуется как см. выше - вроде выглядит лучшей стратегией выживания. Но это принцип «умри ты сегодня, а я завтра». Они истощают и разрушают все, к чему прикасаются - близких, сотрудников, подчинённых. И в конечном счёте - сами разрушаются и деградируют.
Сколько протянут - зависит от стабильности поступления новой крови.


Все эти типы поведения, даже закреплённые в характере - поддаются коррекции.
Но чтобы это произошло - человек сам должен захотеть измениться. Среда помогающая так же важно.


Вопрос «а как жить, если все вокруг играют в четыре варианта травматического поведения - а я перестану?» - правильный.
Это все равно что все выучили роли в одной пьесе и думают ты свою тоже знаешь - а ты вдруг раз и не играешь.
Разозлятся же «ты че, вообще дурак?!».


Но это для другого поста тема.

Пока нет комментариев

В тот день, когда умер мой отец, я покупал бананы в овощном магазине.
Помню, я тогда подумал: «Это же ненормально! Твой отец только что умер — какого черта ты покупаешь бананы?»
Но нам нужны были бананы. Завтра утром мы проснемся — а бананов на завтрак нет. Вот я и пошел за ними.
В последующие дни также нужно было сделать много всякого разного, так что я искал в навигаторе парковки, ждал в очереди в кафе, сидел на скамейке в парке — пытаясь проглотить слезы, стараясь держаться прямо. На самом деле я был на грани впадения в такую истерику с рыданиями, от которых окружающие разбегаются в испуге.
Я хотел бы носить табличку с надписью «У МЕНЯ ТОЛЬКО ЧТО УМЕР ОТЕЦ. ПОЖАЛУЙСТА, БУДЬТЕ БЕРЕЖНЫ».
Не заглянув глубоко в мои покрасневшие глаза и не услышав, как дрожит мой голос, никто бы и не догадался, что происходит у меня внутри. Никто не имел понятия, какая зияющая пропасть только что поглотила всю предыдущую нормальную жизнь человека, который стоял рядом с вами в овощном отделе.
И хоть я на самом деле не хотел носить у себя на груди реальную табличку с описанием этих событий, это могло бы помочь — заставило бы людей вокруг меня соблюдать дистанцию, или говорить мягче, или двигаться более осторожно, — и это могло сделать невозможное почти терпимым.
Все, кто вас окружает: люди, с которыми вы стоите в очереди в гастрономе, толкаетесь в транспорте, сидите на работе, пересекаетесь в социальных сетях, смотрите в глаза через кухонный стол, — все они сталкиваются с потерями, сопутствующими нашей жизни. Все они о ком-то скорбят, по кому-то скучают, беспокоятся о ком-то. Возможно, разрушается их брак, или они не могут вовремя заплатить ипотечный взнос, или ждут результаты анализов своего ребенка, а может, сходят с ума в пятую годовщину смерти близкого человека и пытаются сдержать слезы, потому что боль от потери так же остра, как и в первый день.
Каждый, абсолютно любой человек, с которым вы сегодня встретитесь, пытается обрести мир в душе и побороть тревогу; старается прожить эти сутки с их задачами и проблемами, не сломавшись перед прилавком с бананами или в очереди на парковку или на почту.
Может быть, они не в трауре из-за внезапной трагической гибели своего родителя, но все равно люди, души которых изранены, измучены, опустошены болью, — они везде, и каждый день они несут свою тяжелую ношу. Эти люди — рядом с нами, при этом большую часть времени мы их практически не замечаем:
Родители, чьи дети неизлечимо больны.
Пары в процессе развода.
Переживающие потерю близких людей или отношений.
Дети, которых травят в школе.
Подростки на грани самоубийства.
Люди в канун годовщины смерти близких.
Родители, переживающие за своих подростков в депрессии.
Супруги военных, участвующих в боевых действиях.
Семьи, которые не знают, как свести концы с концами.
Родители-одиночки, которые не высыпаются и которым некому оказать помощь.
Все скорбят, или беспокоятся, или полны страхов, но никто пока не носит предупреждающих знаков с надписью: МНЕ НЕЛЕГКО. БУДЬТЕ БЕРЕЖНЫ.
И пока нет таких табличек, мы с вами должны вглядываться внимательнее, пристальнее в каждого, кто рядом с нами, — на работе, или на заправке, или в супермаркете — неважно где. Мы с вами не должны предполагать, что уж остальные-то, образно выражаясь, «не висят на волоске». Потому что большинство из окружающих тоже как раз находятся на волоске, готовы ухватиться за соломинку — и этой соломинкой может стать просто доброе отношение.
Необходимо напоминать себе, что от наших глаз скрыты очень тяжелые истории, и они окружают нас везде, — и обращаться с каждым человеком, как с хрупким, нежным, бесценным сокровищем — очень бережно.
Люди, которых вы сегодня встретите на своем пути, не будут носить знаки, чтобы сообщить о своем трауре или предупредить вас о своей потере или показать, как они напуганы, но если вы посмотрите на них правильным взглядом, внимательно — вы увидите эти приметы.
Вокруг вас много страдающих людей.
Будьте бережны.

Пока нет комментариев

Любить человека — худшая из работ
В этой фразе — «Любить человека — худшая из работ» — нет ни капли цинизма. Это не манифест разочарованного, а точное, почти клиническое описание эмоциональных затрат. Это работа, в которую уходит все: трезвость ума, ресурс нервной системы, запасы эмпатии. И самое главное — это работа без гарантий, без трудового кодекса и без защищенности от увольнения.


Ненормированный график
Любое дело имеет границы: начало, конец, перерыв. Здесь их нет. Эта работа не прекращается, даже когда объект любви выходит из комнаты. Она продолжается фоновым процессом: «Что он сейчас делает?», «Все ли в порядке?», «Не случилось ли чего?». Мысли возвращаются к нему с навязчивой регулярностью, как к нерешенной задаче. Он «захочет — придет, а потом уйдет», и твое внутреннее состояние становится заложником его воли. Ты никогда не находишься полностью «вне смены».


Стратегическое планирование в условиях хаоса
«И ты боишься, что в каждую из минут / Планы его с твоими не совпадут». Это не про бытовые неудобства вроде перенесенного ужина. Это про фундаментальную трещину в картине мира. Ты выстраиваешь в голове сценарий совместного будущего — пусть даже на день вперед, — а он живет по своему, независимому сценарию. И столкновение этих двух «правд» болезненно не потому, что кто-то виноват, а потому, что оно напоминает: твое сердце находится в заложниках у чужой свободы. Контроль — это иллюзия, и любить — значит добровольно отказаться от нее.


Главный вызов: Столкновение с инаковостью
«Любить человека страшно, ведь он — другой». В этом — суть. Мы часто влюбляемся в собственную проекцию, в удобный образ, который создали для другого. Но рано или поздно наступает момент истины: он — отдельная вселенная, со своими законами, болью, странностями и системой координат. Его поступки могут быть нелогичными для тебя. Его молчание может означать не обиду, а глубокую внутреннюю работу. Его потребности могут противоречить твоим.
И здесь начинается самая сложная часть «работы»: не переделывать, не воспитывать, не подстраивать под себя. А пытаться понять. Принять. Увидеть в этой инаковости не угрозу, а богатство. Это требует титанических усилий: отбросить эгоцентризм, усмирить собственную тревогу и признать за другим право быть тем, кто он есть.


Почему тогда мы идем на эту «работу»?
Потому что это единственный труд, который одновременно и опустошает, и наполняет. Он сдирает с нас кожу привычной защищенности, но обнажает способность чувствовать с невероятной остротой. Он лишает нас покоя, но дарит моменты такого взаимопонимания и близости, перед которыми блекнут все риски.


Любить человека — это действительно худшая из работ. Неблагодарная, изматывающая, с высокой вероятностью «увольнения». Но, возможно, именно та работа, которая делает нас по-настоящему живыми. Потому что в добровольном принятии этого риска и в мужестве встретиться с чужой инаковостью без брони и заключается наша самая человеческая, самая сложная и самая важная задача.

Пока нет комментариев

- Это совершенно ужасно! То есть я хочу сказать, что это совершенно ужасно выглядит! - печально, но энергично сказала молодая, хорошо одетая женщина. Она сидела на стуле, прижимая к себе дорогую сумку из хорошей кожи и теребила-перебирала ее длинный ремень.Ее дочь со сказочным именем Василиса сидела в кресле напротив меня. У девочки было приятное, несколько простоватое лицо, крупные правильные черты, плотно сбитая фигура и крепкие ноги, туго обтянутые белыми колготками. На Василисе было также тяжелое широкое платье из темно-зеленого бархата с белым кружевным воротником и кружевными же манжетами. И воротник, и манжеты выглядели туго накрахмаленными. Больше всего на свете Василиса напоминала только что прошедшую превращение Царевну-лягушку, в которой еще сохранилось что-то отчетливо лягушачье.Мама Василисы рассказывала просто, без излишней экзальтации, но с идущими к делу эмоциями, именно так, как, в общем-то, и должен строить свой рассказ умственно и эмоционально полноценный человек. Слушать ее было приятно, хотя тема рассказа к тому вроде бы не располагала. Дочь слушала очень внимательно, никаких реплик и даже жестов себе не позволяла. Хотя речь шла именно о ней.- Перед школой я много занималась с Василисой. Я как раз тогда потеряла работу и времени у меня было достаточно. Вообще она очень способная девочка, читать и считать научилась очень рано, и идти в школу хотела еще в предыдущий год. Но я была против, так как ей тогда только-только шесть лет исполнилось. Зачем перегружать ребенка - так я тогда подумала. Василиса пошла в школу в семь лет, как все дети. Школу мы выбрали хорошую, тестирование Василиса прошла легко. Правда, меня тогда очень удивила ее реакция. Она так нервничала, как будто решалось невесть что. Я успокаивала ее, говорила, что все эти задания для нее просто тьфу (так оно на самом деле и оказалось), что, в конце концов, на этой именно школе свет клином не сошелся, и в городе еще полтысячи школ, многие из которых еще лучше этой, но она как бы меня не слышала. Я говорю об этом потому, что, может быть, это важно для понимания того, что происходит сегодня.Я энергично кивнула, потому что это действительно было важно.- Так вот, она меня как будто не слышала и слышала только то, что происходит где-то там, внутри нее. Но потом все как-то обошлось, то есть не обошлось даже, а кончилось очень хорошо, Василису все очень хвалили и зачислили в самый лучший «а» класс.Она с самого начала училась очень хорошо, но мы так и ожидали. В самом деле - девочка способная, подготовленная, аккуратная - почему нет? Учительница часто ставила Василису в пример другим детям, но вы не подумайте, что моя дочь от этого зазналась или еще что-нибудь такое. Василиса очень ответственная девочка, она понимала, что если ее ставят в пример, то нужно учиться еще лучше. И она всегда готова помочь другим, если нужно. Кроме учебы, в ее классе протекает весьма активная, как это раньше называли, общественная жизнь. Они ставят спектакли, готовятся к разным праздникам, выпускают стенгазету. Василиса принимала во всем этом активное участие, иногда дома что-то рисовала, учила, иногда задерживалась в школе. Я была не против, потому что мне казалось, что это полезно для общего развития. Может быть, это была перегрузка? Но ведь многие дети учатся в школе и одновременно посещают несколько кружков, и ничего с ними не происходит. А Василиса никаких кружков не посещала. Не знаю.Первый класс Василиса закончила на одни пятерки, лучшей ученицей в классе. На лето с бабушкой ездила на дачу. Там купалась, загорала, ходила в лес, ела ягоды и фрукты - словом, отдыхала. А когда приехала в город, и снова пошла в школу, в конце первой четверти - началось...- Как именно это началось? С чего?- Да в том-то и дело, что ни с чего. Накануне вечером все было хорошо. Василиса пришла из школы довольная, получила три пятерки, рассказала, что они будут ставить новый спектакль и Вероника Ивановна обещала ей главную роль, нормально сделала уроки (иногда она сидит допоздна, но именно в этот день все было довольно быстро), поужинала, легла спать. Утром тоже все было нормально. Встала, сделала зарядку, умылась, села завтракать. Не успела съесть кашу, как вдруг - рвота. Мы ужасно испугались, о школе, разумеется, не могло быть и речи. Вызвали врача. Врач пришел, осмотрел, помял живот, сказал: «Все нормально, никакой хирургии нет, может быть, переутомление от школы. Сдайте на всякий случай анализы и попейте витамины». А она все лето эти витамины центнерами ела. И я не врач, конечно, но какое же может быть переутомление от школы в первой четверти? Анализы мы, конечно, тут же сдали. Все нормально. Через день - опять рвота. Да какая! И опять утром. Потом - вечером. И пошло. Василиса бледная как полотно. Пытается меня успокаивать, но видно, что сама перепугана донельзя. Еще бы!Вот так и живем уже второй месяц. Обследовались уже у всех возможных специалистов. Нашли шумы в сердце и плоскостопие. Сами понимаете, что к нашим симптомам ни то ни другое не имеет никакого отношения. А оно то затихнет, то опять. Не знаем, что делать. Вот, посоветовали обратиться к вам.- Правильно ли я поняла, что Василиса по характеру всегда была аккуратной и ответственной девочкой?- Да, да. Она спать не ляжет, пока все уроки не выучит. И подгонять ее, как других детей, совершенно не надо. Все сама.- А за двойки вы Василису ругаете?- А у меня никогда не было двоек, - впервые подала голос сама Василиса.- А если бы были, как ты думаешь, мама стала бы ругаться?- Я думаю, что нет, - честно подумав, сказала Василиса.- Назови, пожалуйста, самый хулиганский поступок, который ты совершила в своей жизни. Ну, там стекло разбила или учительнице кнопку на стул подложила...- У меня никогда не было таких поступков, как вы говорите. Поэтому я не могу сказать... Однажды я случайно разбила бабушкин бокал, когда протирала его полотенцем.- Бабушка очень ругалась?- Нет, она совсем не ругалась. Наоборот, она меня утешала, потому что я очень плакала. Бокал был очень красивый, мне было его жалко.- Скажи, Василиса, а тебе снятся сны?- Да, конечно.- А кошмары среди них бывают? Ну, что за тобой кто-нибудь гонится, ты куда-нибудь падаешь или на тебя что-то падает и все такое...- Нет, такого я не помню. Бывает только, что я что-нибудь не успела к школе сделать или тетрадку дома забыла. Вероника Ивановна говорит: «Дети, откройте тетради». Я лезу в портфель, а у меня там вместо тетрадок яблоки лежат. С дачи. - В этом месте Василиса позволила себе осторожно улыбнуться. - Но это, наверное, не кошмар, потому что Вероника Ивановна добрая.- То есть она не стала бы ругать тебя за забытую тетрадь?- Вообще-то она иногда ругается, но на меня - никогда. А про тетрадки я не знаю, потому что никогда их не забывала. Только во сне. - Василиса улыбнулась еще раз.После окончания разговора я отправила Василису в другую комнату рисовать проективные рисунки.- Как вы думаете, что с ней такое?! - не скрывая больше своей тревоги, воскликнула мать. - Все врачи разводят руками, а мне иногда кажется, что это что-то совсем страшное. Я второй месяц по ночам не сплю, таблетки глотаю... Как вы думаете, это пройдет?- Я думаю, что это невроз, - сказала я. - И я думаю, что ждать, пока он сам пройдет (хотя это и возможно), не стоит. Я думаю, что его надо лечить.Итак, если я предполагаю, что у Василисы невроз, то должны быть налицо все его компоненты. Давайте смотреть.Предневрозный характер - имеет место. Василиса гиперответственна, педантична, тревожна, несмотря на все свои способности и достижения не уверена в себе («Сто раз все перепроверит»). Очень зависима от мнения окружающих, боится совершить ошибку и повести себя «не так». Характер Василисы, судя по всему, результат взаимодействия воспитания и темперамента. По темпераменту Василиса, скорее всего, флегматик, склонна все делать неторопливо и как следует. А гиперответственность, высокую требовательность к себе в ней воспитали мама и бабушка. Делать много, на совесть, да еще и все делать правильно, все успевать - это тяжело. Поэтому Василиса допоздна сидит за уроками, почти не гуляет, не посещает никаких кружков.Далее. Клиническая картина - более чем налицо. На первый взгляд, симптом всего один - рвота, но это только на первый взгляд. Мать в разговоре упоминала о том, что Василиса уже больше года с трудом засыпает, под глазами у нее к концу дня - синие круги, иногда плачет по пустякам, в прошлом году под бровью почти месяц дергалась какая-то «жилка» (скорее всего - тик). Итак, есть клиническая картина.Как обстоит дело с внутренним конфликтом? По идее на его характер должен опосредованно указывать основной симптом.Иногда это «указание» выглядит весьма своеобразно. Так, например, один из коллег рассказывал следующий случай. Женщина узнает о том, что ей изменяет муж. Ее принципы требуют немедленного развода. Но муж кормит ее и двоих несовершеннолетних детей. Уходить ей некуда. Специальности у нее практически нет. Но и «поступиться принципами» она тоже не может. Тогда из этой тупиковой ситуации находится выход - в болезнь. Женщина заболевает истерическим неврозом, у нее парализует обе ноги. Теперь она просто физически «не может уйти» от мужа, а симптом ясно и недвусмысленно указывает на локализацию внутреннего конфликта.Итак, имеющийся у нас симптом - рвота. О чем же он нам говорит? Рвота - это не тошнота, не отрыжка, не другие желудочно-кишечные расстройства. Это симптом демонстративный, сильный, внешний. Что такое рвота в представлениях отличницы и аккуратистки Василисы? Нечто грязное, непристойное, отвратительное. То, что шокирует окружающих, то, что невозможно скрыть, перетерпеть. То, чего не должно быть. Отсюда уже рукой подать до внутреннего конфликта. У Василисы воспитанием и рано присоединившимся к нему самовоспитанием подавлена и вытеснена в неосознаваемое ровно половина ее личности - та, которая отвечает за шалости, дерзости, ребячливость и прочие подобные вещи. Но Василисе всего 8 лет и даром подобные «штучки» ей не проходят. Следовательно, имеем внутренний конфликт - между сознательной установкой «все должно быть правильно, вовремя, положительно» и воплем из неосознаваемой части психики «быть всегда положительным и всегда выглядеть пристойно нельзя!». Отсюда же - «непристойный» характер симптома.Сложнее обстоит дело с психотравмирующей ситуацией. Ее вроде бы на горизонте нет. Считать таковой длительное напряжение и попытки делать все и всегда правильно - довольно большая натяжка. Ведь у Василисы пока все получалось. Почему же срыв произошел именно тогда, в начале первой четверти второго класса? Но и здесь есть некоторая зацепка. Когда я расспросила Василису о предполагаемом спектакле, Василиса с нескрываемой радостью сообщила мне о том, что из-за ее болезни главную роль отдали другой девочке, а ей досталась роль положительная, но малозначащая.- А разве не обидно, что главная роль досталась не тебе? - поинтересовалась я.- Нет, что вы! - очень искренне ответила Василиса (мне показалось, что лживость отнюдь не входит в число ее недостатков). - Там же столько слов надо было учить. А сейчас у меня совсем мало - всего одна страничка. Я ее уже выучила, так что мне даже на репетиции можно не ходить. Но я все равно иногда хожу, сижу в зале, слушаю.С некоторой натяжкой, но все же можно предположить, что Василиса, разумеется, не осознавая этого, была роковым образом «травмирована», получив еще одну почетную нагрузку - большую главную роль в новом спектакле, и именно это послужило «спусковым крючком» для развития невроза. Отсюда несколько яснее становится и момент с психологической защитой. Отвратительный симптом тем не менее позволил Василисе «отвертеться» от главной роли и существенно уменьшить ее участие в общественной работе в целом. Кроме того, возможно, что из-за болезни и сама Василиса смогла разрешить себе какие-то мелкие послабления, о которых я просто не осведомлена.Итак, все компоненты невроза вроде бы налицо. Пора начинать лечение. Ясно, что оно должно быть комплексным. Посоветовавшись с невропатологом, мы решили никакого медикаментозного лечения пока не проводить и ограничится психотерапией.Маме были выданы рекомендации поговорить с учительницей и в разговоре настаивать на следующем.Снять на время все общественные нагрузки с Василисы.Никогда и ни при каких обстоятельствах не ставить Василису в пример другим детям. При надобности хвалить лично ее, других детей совершенно не упоминая.Далее я посоветовала маме создать атмосферу «хулиганства» в семье, действуя по мере сил и фантазии.- Кидайтесь подушками, опрокиньте чернила на что-нибудь очень нужное, - серьезно советовала я, не обращая внимания на восковую бледность мамы. - Бейте посуду, получайте двойки, пишите на стенах в парадной, позвоните кому-нибудь по телефону и посоветуйте запасаться водой, так как ее скоро отключат. Через полчаса позвоните по тому же номеру и посоветуйте пускать в набранной воде кораблики.- Я вас поняла, - шепотом сказала мама. - Я попробую.С самой Василисой я работала по методу, который условно называется сказкотерапией. Ребенок при минимальном участии психотерапевта сочиняет сказку. В проблемах героев сказки, естественно, отражаются собственные проблемы ребенка. Решая их вместе с психотерапевтом, развивая и завершая сюжет, ребенок вплотную подбирается к разрешению собственного внутреннего конфликта, а значит, и к преодолению невроза. Естественно, что все так просто только на словах. На практике добраться до подлинного конфликта таким способом бывает очень нелегко. Но Василиса для «настоящей» психотерапии была еще слишком мала, а для игровой терапии слишком серьезна. Поэтому особого выбора у меня не было.За сочинение сказки Василиса принялась охотно. И конфликт в сказке был как на ладони - до тошноты положительная девочка Ася и ее антипод - отрицательная героиня Танька. Я уже почти торжествовала - достаточно было подружить Таньку и Асю, слить их в один персонаж, и вот уже преодоление внутреннего конфликта достигнуто и долгожданная победа над неврозом - у нас в руках. Но не тут-то было. Василиса категорически отказывалась признавать Таньку и ее достоинства. И никакие мои увертки и приемы не помогали. Бились мы почти месяц, пока наметились какие-то сдвиги.Тут и со стороны мамы подоспела помощь - она каким-то образом уговорила Василису положить бабушке в компот пластмассовую рыболовную муху. Да еще два раза Василиса ложилась спать, так и не приготовившись к уроку природоведения. И учительница, встревоженная состоянием девочки, честно выполняла мамины просьбы - никаких общественных нагрузок, никаких публичных похвал. Приблизительно через пять недель Василиса немного расслабилась и отвратительный симптом тут же исчез, сгинул, как будто его и не было. В это же время подошла к концу и наша «долгоиграющая сказка». На последнем сеансе Василиса призналась мне, что если бы было можно и не задавали так много уроков, то она хотела бы ходить в кружок керамики при школе. Дети там сами лепят из глины, а потом расписывают... Так красиво. Я уверила Василису, что ее мечта вполне реальна.

Пока нет комментариев